огнем баллист и катапульт.
Лишь сложность в подвозе боеприпасов ограничивает артиллеристов порта.
Гирцийцы смогли организовать только внешнюю блокаду, закрыв вход в залив на западе и выход из него на востоке. В саму же гавань они прорваться не смогли, потеряв на штурме стены три десятка кораблей и три тысячи пехотинцев.
В целом, захват порта бессмысленное предприятие. Ведь он отделен от города отдельной стеной.
Все эти размышления об обороне и военных хитростях не заинтересовали бы Виала и его спутников, если бы не одно – высота этих стен обеспечивали высоту пошлин, что платили торговцы.
Крепкая оборона, огромные контингенты войск, неограниченный резерв в ополченцах делали этот город гегемоном в регионе. Властители города могли диктовать свои условия всем чужестранцам.
Потому за вход в гавань приходилось платить серебром. За вход в город – снова платить серебром. За постой в гостинице – опять же платить!
– Нам придется выдержать до четырех нападений чиновников, – предупредил Виал.
– Да, ты нас прямо приободрил, – ответил Эгрегий. – И не нам вынести, а тебе.
– Вы же мои спутники, как же вместе переносить все тяготы?
– Вот финансовые переноси сам.
– Я ведь могу оставить вас в порту.
– И лишиться нашей помощи в городе? – Эгрегий хохотнул.
Не поспоришь. Без верных спутников Виал не стал бы соваться в город. Пусть к чужакам там относятся не так, как в Гирции, окружают их показной заботой и вниманием, но все же есть риск расстаться с деньгами, свободой, жизнью.
Большой город дает много возможностей для этого.
– Тогда не разбредаемся. Как мы делали это у тиринцев, помнишь?
Эгрегий кивнул. Он не стал спорить, понимая, к чему клонит товарищ.
Чужим кораблям самостоятельный вход в гавань запрещен. Сначала необходимо встать у входа, бросить якорь и ждать магистрата на буксире. После первого досмотра, оплаты входной пошлины, магистрат даст разрешение пройти в гавань, выдаст табличку с местом, где судно встанет на стоянку.
Таковы правила, обеспечивающие защиту и процветание города. Вдруг на судне есть больные, тогда его или обстреляют с башен или загонят на карантин – рукотворный островок в центре гавани.
Судно подошло к башням, моряки бросили якорь. Весла подняли, давая воде стечь с них, а затем убрали под палубу. Теперь весла не понадобятся. Началось ожидание, которое могло затянуться до полуночи, когда начинается новый день. До утра ждать не придется, чиновник поспешит явиться за час до начала нового дня.
Будь Арс ограничен в средствах, он бы подыграл так, чтобы подойти к порту ранним утром. Тогда бы не пришлось платить лишний день стоянки. Подойдя же вечером, он вынужден оплатить и этот полный день.
На башнях загорелись огни, воины стражи зажигали жаровни по всему периметру стен, обеспечивая себе комфорт во время наблюдения и защищая стену от проникновения лазутчиков.
Между зубцами вывесили цветные тряпки, с помощью которых воины общались с подошедшим судном. Пока висели три красных флага и один желтый, «запрет входа» и «ожидание».
Из гавани выходили суда, которых тянули буксирные галеры. За время ожидания мимо прошло три судна. Оставаться до утра в порту торговцы не хотели, предпочитали переночевать в заливе, чтобы не платить за постой.
Широкий вход в гавань позволял пройти пяти длинным судам в ряд. Три цепи и перекрестный огонь с башен защищали вход от чужих кораблей. Сейчас цепи опущены.
И при свете, и в темноте корабли входят и выходят из гавани.
За торговыми судами из гавани выскользнули легкие рыбачьи лодки. Богатые воды залива обеспечивали пищей город. В самом Виоренте проживало несколько тысяч людей, занятых ловом, обработкой свежей рыбы, ее продажей. Все равно не хватало улова, чтобы прокормить все население. Потому свежая рыба, а не привозная, соленная или вяленная, ценилась тут дороже мяса.
Наконец, за Таском прибыли.
Таможенный магистрат явился на пятивесельном буксире, забрался по веревочной лестнице на судно. Он долго осматривал палубу и подпалубное пространство, не столько искал запрещенные к провозу вещи, сколько нервировал Арса. Поглядывая на навклера, чиновник пытался угадать его эмоции.
Но если навклер и вез контрабанду, то не выдал себя.
Еще дольше магистрат общался с пассажирами, которые могли оказаться рабами, которых незаконно пытаются провести в город для продажи. За каждый товар полагались свои пошлины, а рабы стоили дорого, как предметы роскоши.
Плохо, что этот бородатый господин не знал языка гирцийцев. Виал со своими спутниками вообще ничего не понимали из той тарабарщины, на которой говорил магистрат.
– Проклятый местный диалект, – выругался Виал.
Пришлось пользоваться услугами Мустифа, знавшего много языков. Вот еще какую он функцию выполнял у навклера.
Чиновника не удовлетворили буллы, символы свободных граждан, что носят в Гирции. Ни кольца, ни письма, ни дипломы его ничуть не интересовали. Это все можно подделать.
Виал разумно не стал упоминать, что Эгрегий отпущенник. От этого могут возникнуть проблемы. Свободный гражданин, значит свободный, и все тут. Благо с точки зрения закона Гирции, Эгрегий действительно был полноправным человеком.
Хенельга, как женщина, была лишена таких привилегий. Потому Виал назвал ее своей племянницей, у которой погибли все родственники.
Об этом он условился со своими спутникам ранее, чтобы они не удивлялись.
Даже показав векселя из храма, выписанные на его имя, Виал не смог убедить чиновника.
Поняв, что тому требуется, Виал просто отсчитал пять серебряных монет, по две за себя и Эгрегия, одну за Хенельгу.
Вот это вполне сгодилось как доказательство.
– Вот видишь, – прошептал Виал Хенельге, – как хорошо быть женщиной. Можно экономить на взятках.
– Но взял бы он у меня из рук монету?
Виал хмыкнул, покачал головой.
Как ни неприятно это признавать, в этих землях Хенельга полностью зависима от старшего товарища. Даже Эгрегий, муж он ее или нет, не имел бы такой власти над женщиной.
Виал выглядит и является старшим из троицы, а значит, закон и представители закона будут прислушиваться только к его мнению.
Разобравшись с путешественниками, таможенник удалился на корму, где еще долго
