подобрел на все сто. У Ахмеда появлялась уверенность. Начальник обошел стол, сел напротив и уставился на Ахмеда. — Буду рад, если скажешь, что твоего деда зовут Гаджикерим.
Ахмед открыл рот от изумления. «Откуда это ему известно, точно ФСБ, — успел подумать Ахмед. — Так быстро вычислили!»
— Да, моего деда звали Гаджикерим.
Роман Соломонович впервые улыбнулся, протягивая Ахмеду руку дружбы.
— Я не понимаю, — сказал Ахмед, — причем здесь мой дед.
— Сейчас, Ахмед, я тебе всю объясню, — сказал Роман. Он встал, медленно подошел к шкафу, достал две рюмки, два яблока и бутылку коньяка. И это под пристальным вниманием Ахмеда, который не понимал, что происходит: то ли страх, то ли желание угодить или отблагодарить за что-то. Полный мрак. Когда начальник всё это положил на стол, он попросил у Ахмеда ключ от дверей.
— Нет, Роман Соломонович, — отказался Ахмед. — Я ключ вам не дам, пока не подпишете. — Ахмед не хотел быть обманутым просто так и решил идти до конца. — Откуда вам известно имя моего деда?
Начальник уже успел наполнить рюмки.
— Я сейчас расскажу все, мой друг и ты поймешь, почему я решил выпить с тобой за твоего деда.
— Нет, вы так легко меня не проведете, — настойчиво стоял на своем Ахмед. — Мне от вас ничего не надо, кроме одного росчерка пера.
— Ладно. Слушай внимательно: я расскажу тебе мою историю.
Наступила пауза и тишина. Слышны лишь тиканье больших настенных часов, которые показывали половину третьего. В окно между развевающимися от легкого ветерка занавесками струится солнечный свет, играя бликами на противоположной стене.
— Мой дед Мишиев длительное время работал председателем Дербентского исполкома и он часто мне рассказывал одну историю, которая имеет прямое отношение ко мне и к тебе…
Глаза Ахмеда от неожиданности полезли на лоб. «Не хочет ли он сказать, что мы от одного отца или матери», — напряжено думал Ахмед.
— …Мой дед жил в селении Джараг Табасарана и в начале двадцатого века им дали разрешение переселиться в Дербент. Народ начал грузить свое имущество — кто на сани, кто на брички, и стали стекаться в город. Но неожиданно появилась другая проблема: бандиты из близлежащих сел стали их грабить. Вот в таких условиях мой прадед оседлал лошадь, взял с собой моего деда и отправился в селение Туриф, к кадию. Его звали Дарч, а его сына, ровесника моего деда — Гаджикерим.
Ахмед ахнул:
— Не может быть!
— Может, может, — повторил Роман.
Ахмед встал.
— Ты куда?
— Пойду, открою двери, — произнес Ахмед. Он достал из кармана ключ, вставил в скважину и провернул.
— …Мой дед говорил, что Дарч встретил их тепло, зарубил барана, приготовил хинкал и, выслушав жалобы моего прадеда, сделал указание всем, чтобы никто более не смел трогать его племя.
— Как интересно! — произнес Ахмед, полностью доверившись Роману и наполнившись гордостью за славного деда. — Вот теперь я готов пить. Налито?
И они тост за тостом за дружбу стали опустошать первую бутылку коньяка.
— Вы ушли оттуда, а как там появились Роман Абр… Соломонович?
— О, это длинная история, Ахмед…
Дверь открылась и появилась секретарша. Она, увидев застолье, остолбенела.
— Что случилось, дорогая? — спросил начальник. — По регламенту у вас скоро совещание…
— Отменить, — приказал Роман. — Я встретил дорого гостя и могу я хоть раз нарушить распорядок.
— Можете, конечно, Роман Соломонович, — подбодрил Ахмед, счастливый от удачного оборота дела, который еще час назад казался безнадежным. — Можете.
— Это еще не все, о чем я хотел рассказать тебе. Ах, да. Откуда мы появились в Табасаране? Спасаясь от гонений, представители некогда единого еврейского народа разбрелись кто куда: в Европу, Азию, Северную Африку. На Кавказ по некоторым данным мы как представители колена Симонова (одного из двенадцати колен Израилевых) попали в пятом веке из Персии. После длительных скитаний одна группа евреев попала в Табасаран и за долгие годы совместной жизни впитала в себя традиции и обряды соседних народов, принимая активное участие в совместных войнах от захватчиков. Мы называем себя этнонимом «жугьуд» также, как и вы. Интересно?
— Да, конечно, — ответил Ахмед. — А сколько вас было?
Нет, сначала, давайте за нас выпьем.
Бутылки уже нет, как и закуски.
— Сейчас, подожди, — сказал начальник, выдвинувшись к шкафу. Когда водрузил бутылку на стол, заговорил:
— Что ты спрашивал? Сколько нас было?
— Да.
— Где-то двести пятьдесят тысяч человек, — сказал Роман Соломонович. — Сейчас они в основном живут в Израиле — сто пятьдесят тысяч, в России осталось где-то тридцать тысяч: в Дербенте, Москве, Махачкале, Пятигорске. Нас называют татами, но это не так — мы другие, мы «жугьуды», а таты относятся к иранскому народу, но они сильно повлияли на нас. Одним словом, друг мой, горские евреи жили большими патриархальными семьями. У них бытовало многоженство, за невесту брали калым. Такие же обычаи гостеприимства и взаимной помощи, присущие соседним народам. У них такая же кухня, также танцуют лезгинку под зажигательную музыку.
Ахмед стал барабанить по столу, аккомпанируя словами «Асса». Роман Соломонович, сидя, руками ударился в пляску. Секретарша вошла еще раз. Увидев своего шефа в экстазе — редкий случай, улыбнулась и закрыла дверь. Ахмед глянул на часы и, вспомнив друзей, оторопел.
— Мне пора, Роман Соломонович, — объявил он и встал и собрался уходить. — Я еще не все сказал, за что уважаю твой народ.
— За что?
— Видишь ли, мой друг. Я несколько раз в году посещаю могилу моих предков в том селении и вижу, как они ухожены, трава вокруг скошена. Для меня это большая награда. Я от всей души хочу сказать вам большое спасибо. Двери моего кабинета для вас всегда открыты. До свидания.
— До свидания, — заплетающимся языком проговорил Ахмед. — Я вас приглашаю ко мне. Вы хороший человек,
Роман Соломонович. Я пойду…
Ахмед влез в двери, спустился на лифте, добрался до сопровождающих его друзей и уснул.
Только утром следующего дня, когда он проснулся, к нему пришла память. Он лихорадочно старался вспомнить вчерашний день, Махачкалу, коньяк, полицейских, два года тюрьмы и Романа Соломоновича: «А папка моя с документами где?» Он встал, влез в тапки, накинул халат и стал искать папку: в тумбочках, в шкафах, на полках кухни. «Черт возьми, неужели я ее потерял», — думал Ахмед. Он вышел во двор, зашел в беседку и стал ждать, когда проснется сосед Иван. Тот обычно громко кашляет, но сегодня почему-то молчит. «Может, ему тоже от меня досталось».
За забором послышались первые звуки, и Ахмед вскочил, вытянув шею.
— Иван, ты?
Тот наконец-то закашлял.
— Да! А кто же еще?
— Живой?
— Да. А ты?
— Нет.
— Сейчас я принесу.
— Нет,
