что мы двигались вперед с величайшим напряжением, хватаясь за лианы, сучья, камни, прорубаясь сквозь заросли, отодвигая многочисленные препятствия. Часто приходилось выскакивать за борт и переносить на плечах лодку через самые толстые стволы. Казалось, мы проходили всего несколько метров в час. Вымазанные илом, покрытые обломками сучьев и коры, облепленные насекомыми, измученные жарой, все мы были раздражены и злились по пустякам.
В поваленных стволах обитали овальные насекомые более десяти сантиметров длиной, с жемчужными крыльями, длинными головами и клешневидными челюстями — очевидно, Neuroptera. Мы видели одних самок — они сидели на кучках яичек. Пауки величиной с блюдце тащили за собой похожие на коконы мешочки с яичками; пестрые мошки бегали по листьям; взлетали в воздух пчелы, бабочки, мухи, отливающие изумрудом. Всего удивительнее казались плоские клопы с шишечками и крючками на спине, точно космические корабли с телевизионными антеннами, громоотводами и излучателями. Они медленно ползли по сучьям, потом, спугнутые нами, бросались наутек, взлетали на маленьких крыльях и делали в воздухе мертвую петлю.
Порой, словно чтобы подразнить нас, выдавались участки посвободнее, и мы с облегчением включали мотор. Но тут нас ждали новые неприятности. Водная гладь была покрыта густой зеленью — стеблями лиан, зарослями водяной гречихи (Polygonum) и другими растениями. Нос лодки рассекал зеленый ковер, винт вспенивал воду и в конце концов запутывался в длинных тонких стеблях; приходилось тратить минут пятнадцать, чтобы его освободить. Попадалась и совсем чистая вода. Вдоль самого берега стояли величественные деревья, сомкнув кроны на высоте двенадцати метров над нами, и мы шли сквозь темный туннель, со свода которого свисали, словно дамокловы мечи, большие плоские мечевидные плоды валлаба, то одиночные, то в кистях на концах гладких трехметровых стеблей; кое-где виднелись чудесные розовые цветы[33].
В таких туннелях по крутым глинистым берегам спускались к воде тропы, проложенные тапирами и другими животными. Однажды мы заметили плывущую над водой большую круглую голову. Когда голова добралась до берега, оказалось, что она принадлежит желто-бело-коричневому оцелоту. Он выскочил из воды и скрылся в кустах.
Чодикар. Чем дальше, тем больше препятствий преграждало реку
Мы все время помнили, что река течет среди холмов, и иногда нам удавалось разглядеть бугры, густо поросшие лесом. Когда река приближалась к ним, мы облегченно вздыхали: деревья здесь были крупнее, и хотя подводные камни, упавшие стволы и сучья по-прежнему преграждали путь, все же двигались мы быстрее, чем в болотных зарослях.
Мы старались брать препятствия с ходу — давали полный ход и в последний миг поднимали винт. Мотор ревел, лодка содрогалась и проскальзывала над стволом. Мы снова погружали винт и неслись дальше. Порой винт запутывался в лианах или задевал корягу; приходилось глушить мотор, браться за весла и продираться сквозь очередные заросли, пока снова не попадался участок чистой воды.
В таком-то месте и догнал нас Джордж со своими гребцами. Сверкая глазами из-под широкополой шляпы, он пронесся мимо, покрикивая:
— За борт! Все за борт! Толкай веселей!
Немного дальше чаща поредела, мы вырвались из-за зеленой завесы и увидели устремленный вверх могучий ствол сейбы (Ceiba occidentalis), дерева сорока-пятиметровой высоты. Столько же метров было в поперечнике кроны, круглой, словно шляпа гигантского гриба. Какой крохотной показалась нам наша лодка по сравнению с огромными ветвями, покрытыми миллионами дланевидных листьев и маленькими стручковидными плодами, ниже которых гладкая серебристая колонна уходила в переплетение зелени!
Сразу вслед за этим мы миновали проток, ведущий, по словам Уильяма, к Ираи-вау (она же Камококо — «Кровавая река»). Здесь сорок лет назад, когда Фэрэби посетил деревню Вакакулуд, проходила граница страны ваи-ваи. А выше Ираи-вау, где Чодикар становился слишком мелким для лодок, начиналась мапуэрская тропа. Мы воспряли духом, однако до цели было еще далеко, и, утомленные тяжелым путем, мы разбили лагерь на низком берегу, среди кустарников, густо переплетенных лианами. Сыро, неуютно, но что поделаешь?
Фоньюве чувствовал себя лучше, Уильям совсем оправился, прошла и моя головная боль. Правда, я до того устал, что сортировку собранных в пути растений отложил до следующего дня. Эндрью продолжал жаловаться, что задыхается от кашля. Я дал ему основательную дозу противного на вкус, но эффективного лекарства и научил, как делать ингаляцию.
Ночью, когда я лежал в гамаке, окутанный сырым холодным туманом, меня разбудил странный звук. Казалось, по реке, рассекая носом волны, шел большой корабль. Непроглядную ночь наполнил, надвигаясь все ближе и ближе, мощный загадочный гул невероятной силы: по лесу, вырывая с корнем деревья, несся вихрь. Вдали непрерывно звучали громовые раскаты, но возле нас воздух оставался почти неподвижным. Затем выпал небольшой дождь, и все стихло.
На рассвете какая-то птица заскрипела на ветке, словно несмазанная дверь, потом над головой у меня прозвучала пулеметная очередь: приветствие белоголового маруди. Эндрью выстрелил, но промахнулся. Птица взлетела, и я увидел на фоне неба силуэт ее широких крыльев.
Снова Джордж отчалил первым, вооружившись топором, чтобы расчищать путь. Вода после бури немного поднялась, и плыть стало легче. Впрочем, по-прежнему часто приходилось лезть в воду, чтобы перетащить лодку через упавшие в реку деревья.
Фоньюве и Уильям, хотя уже поправились, упорно отказывались лезть за борт, отказывался и Кирифакка. Оказалось, они боялись, как бы вода не смыла с них краску — тогда злые духи заметят их обнаженные тела и напустят порчу. Фоньюве решительно утверждал, что нас окружают полчища злых духов — недаром столько деревьев повалено!
— Это значит, — объяснял он, — что где-то умер могущественный колдун, и злые духи, раздосадованные гибелью своего друга, свалили деревья, чтобы отомстить людям.
В конце концов, однако, бесконечные остановки до того надоели Фоньюве и Уильяму, что оба со смехом и шутками прыгнули в воду и вместе с остальными принялись подталкивать лодку.
Впервые за много дней повеселел Иона. До сих пор он отмалчивался, недовольный тем, как идут наши дела, и лишь иногда вспоминал предыдущие экспедиции. Теперь же, облаченный в розовые трусики, он с удовольствием плескался в воде и время от времени давал советы. Даже когда падающий сук сбил его с ног, он тут же встал, как ни в чем не бывало.
— Вот видишь, ты навлек на себя немилость какого-нибудь пиаи (колдуна), — поддразнил его Эндрью. — Берегись, Иона, колдун тебя не помилует!
Могучая сила и сноровка в обращении с топором позволяли Эндрью показывать чудеса в битве с зарослями. Получив возможность блеснуть своими способностями, он совсем перестал ворчать.
Мы остановились позавтракать у топкой низины с редким подлеском и высокими тонкими деревьями. Берег был
