Книга Морана - Алексей Иванович Кулаков

спрашивать было бесполезно, потому что практической частью вопроса эвакуации ценностей занимался премьер-министр Поль Рейно: но тот сначала передал должность и исполнительную власть популярному в народе герою Первой мировой войны маршалу Петену — а когда узнал, что его преемник практически сразу же начал переговоры с нацистами о перемирии, то взял и… Умер. То есть его обнаружили мертвым в собственной кровати, и без малейших следов какого-либо насилия. При этом все бумаги о пропавшей «Марне» кто-то тщательно собрал и уничтожил: однако, косвенные следы и простейший вопрос «кому выгодно?» прямо указывали на англичан, иезуитски-ловко лишивших Третий рейх законного трофея. Очень, очень неудобно вышло! Для французов: победители просто добавили примерную сумму того, что рассчитывали выгрести из опустевших хранилищ Банка Франции, к сумме и без того немаленькой контрибуции — разумеется, немножко округлив конечный результат в свою пользу. Ну и Лувр с остальными доступными им частными коллекциями вычистили до голых стен и подвалов-хранилищ, реквизировав все в пользу Берлинского музея и Дрезденской картинной галереи…

В общем, неудивительно, что утренние выпуски советской прессы минчане разобрали словно горячие пирожки: однако уже к полудню издательство «напекло» дополнительный тираж, и у газетных ларьков вновь появились небольшие очереди страждущих печатного слова.

— «Правду» дайте, пожалуйста.

— «Правды» нет, есть «Труд», но он сегодня по двадцать копеек. Возьмете «Известия»?

Статный военинженер третьего ранга, на пару секунд задумавшись, согласно качнул непокрытой головой, слегка растрепав тщательно зачесанные в «львиную гриву» волосы. Денек выдался жарким и на диво солнечным, и если бы он сегодня не уезжал из Минска — махнул бы на Свислочь, да померил всласть размашистыми саженками теплую речную воду! Эх-х!.. Сослуживцы через одного ему говорили, что он за время командировки даже как-то немного помолодел — он все смеялся, а теперь вот даже как-то и уезжать не хочется…

— Благодарю.

Приняв пахнущую свежей краской прессу и горку липкой медной мелочи на сдачу с бумажного рубля, он распихал все по карманам, подхватил багаж и неторопливо потопал в тихий зеленый скверик по-соседству с ларьком. Пока шел, едва не выронил из руки в дорожную пыль фуражку: чертыхнувшись и с облегчением плюхнувшись на лавку, он только после этого обнаружил по соседству с собой очень юную блондиночку… Юную, но уже редкостно красивую, что только подчеркивал подогнанный по ее фигурке летний костюмчик-«морозовка», который постепенно вытеснял у советской молодежи откровенно-военные юнгштурмовки: а когда она подняла голову, реагируя на его шумное появление, мужчина на какое-то мгновение просто утонул в бездонных озерах ее дивно-ярких фиолетовых глаз.

— Кхм-кхе. Не помешаю?

— Нет, что вы…

Звуки ее мелодичного нежного голоска порождали желание слушать его бесконечно — и неважно, что там говорила его хозяйка. Стоп. Говорила⁈

— А?

— У вас замочки на чемодане расстегнулись.

— Да? Ох ты ж ёпт!

Брякнув старого-верного напарника по всем командировкам на лавку, военинженер откинул крышку и пробежался внимательным взором по содержимому чемодана. Вещи что, их и новые купить можно: а вот за утерю служебного «Справочника» и нового издания «Минно-взрывного дела» можно было сходу отправиться в новую командировку куда-нибудь на очень крайний Север, и не меньше чем на пару-тройку лет. Быстро наведя порядок и переложив по-новому часть вещей, мужчина закрыл замочки багажа, огляделся, и тут же неподдельно расстроился: как оказалось, прекрасная юная незнакомка тихо ушла — а ему так хотелось услышать еще раз ее дивный нежный голос! Повертев в руках газету, он досадливо сплюнул, запихнул «Известия» в карман и встал: почитать прессу можно будет и в вагоне, а вот когда еще ему доведется попить свежего минского пивка?

Меж тем, сладкоголосая сирена как раз зашла в подъехавший к остановке полупустой трамвай, оплатила проезд и уселась на одно из свободных сидений, настроившись на недолгую поездку. Пока раскаленный солнцем вагон неторопливо постукивал колесами по стыкам рельс, она с непонятным интересом разглядывала проплывающих за окнами минчан. Мужчин в рубашках и своеобразных широких штанах-«трубах»: порою настолько коротких, что виднелись лодыжки с носками — и поэтому казалось, что нынешние хозяева просто донашивают за кем-то чужую вещь. Женщин в разноцветных ситцевых и сатиновых платьях — причем горожанок от деревенских иногда отличало только отсутствие косынки на голове… Милиционера-регулировщика на пересечении улиц, ловко машущего полосатым жезлом; редкие легковые автомобили, выделявшиеся среди разнообразных грузовиков и конноупряжных повозок. В основном это были разнообразные пролетки, но довольно часто попадались и большегрузные рыдваны на колесах-гусматиках — а временами трамвай обгоняли мотоциклы, водители которых игнорировали шлемы, но поголовно пользовалась очками довольно смешного вида. Словно консервные банки из стекла…

— Комаровская развилка: следующая остановка Парк Челюскинцев! Конечная!..

Выйдя под слепящее сияние июльского солнца, Александра поправила лямки сумки, сейчас притворяющейся рюкзачком, и без особой спешки направилась вглубь не самого благополучного минского предместья. До революции здесь сначала была деревня, растущая в сторону близкого города: затем отстроили десяток придорожных трактиров, где по вечерам «гудела» разная непритязательная публика вроде мелких торговцев и пролетариев-люмпенов, у которых «душа горела» всегда, а вот в кармане только вошь на аркане. Еще дальше стоял пяток окраинных кабаков, где лихие люди гуляли ночи напролет, на честно награбленное и уворованное… Долгое время ветра перемен, гуляющие по стране, обходили Комаровку стороной: ее почти не затронули лихие годы становления советской власти, разве что все питейные закрыли и частью снесли — и только с десяток лет назад у минского горкома дошли руки до проблемной окраины. Первым делом начали осушать болото, устроив тем самым геноцид местному поголовью комаров; затем разбили парк Челюскинцев и начали облагораживать и озеленять его окрестности, ведя планомерное наступление на одноэтажную деревянную застройку района. Даже наметили строительство целого района многоквартирных жилых домов и начали возводить Институт физкультуры БССР — но в тридцать восьмом году обком приказал временно перебросить строителей на другие объекты, потом почти весь цемент с арматурой и прочие девицитные стройматериалы Москва начала направлять на уральские и сибирские стройки… Так что к сороковому году только институт и смогли достроить, попутно более-менее благоустроив окраины Комаровки: но Александра без тени сомнений шагала именно вглубь «дикого» самостроя — мимо потемневших от времени бревенчатых домов и высоких заборов, с интересом разглядывая местных жителей и занятные сценки из их повседневной жизни. Иногда ей попадалась комаровская шпана и местные «деловые», которых можно было опознать издали по их характерному стилю одежды: широкие штаны, заправленные в сапоги, в голенищах которых так удобно носить-хранить ножи; объемистые пиджаки на размер-два больше необходимого, надетые на поношенную майку-алкоголичку, или