эти нововведения. В новейших записях читаем: «Пишет царь заявление в Верховный Совет, в суд» (Ленек., № 1); «Курьер приносит телефонограмму» (Терек., № 95) и т. д. Вместе с тем сказочные персонажи, их поступки, намерения остаются прежними. В результате новые детали начинают спорить с традиционной основой, они заземляют художественный вымысел, ограничивают воображение — разрушают эстетику народных сказок.
Можно возразить, что обновление лексики — это естественный процесс, сопровождающий творческую жизнь сказки во все времена. Но сегодняшняя действительность, быстро и резко меняющаяся, не успевает пройти органическое художественное усвоение, и потому новые детали часто не соответствуют смыслу определяемых образов, вырываются из общего стиля.
Модернизация сказки есть одно из проявлений творческой активности современного исполнителя, так как в основе ее часто лежит намеренное стремление оживить рассказ, сделать его более динамичным, приблизить к современности. Часто создается впечатление, что нарочитое обращение к модным городским словам — это своего рода художественный прием, вызванный желанием сказочника поразить слушателей знакомством с новыми предметами и явлениями и таким образом обратить на себя внимание, либо это может быть средством создания комизма.
Активное вмешательство исполнителя в традиционный текст, как правило, приводит к нарушению традиционного соотношения между условным (фантастическим) миром сказки и реальностью и, как следствие, к нарушению стилевого единства.
Реалистичность современной сказки проявляется не только в заметном обновлении языка, наполнении ее предметами нового быта, но и в попытках сказочников осмыслить поступки персонажей, природу фантастического, чему служат многочисленные пояснения, описания переживаний героев, внутренние монологи.
Одна из современных сказочниц, рассказывая сказку «Мачеха и падчерица», объясняет отказ мышки помочь дочери мачехи тем, что та ей «ножку сломала», бросив в нее ложкой. А в сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка» жажда, которая мучает Иванушку, мотивируется тем, что он ест перед дорогой хлеб и блины. В одной сибирской сказке «царевна-лягушка» — это просто древняя старуха, «лягушкой» ее называют за безобразие.
Резонерство героя становится привычным средством создания образа. В сказке Сороковикова «Чудесная винтовка» (Азад., т. II, № 38) Иван — купеческий сын, размышляя, кому помочь в сражении — льву или змею, пытается всесторонне обосновать свое решение, принимая во внимание и эстетическую и социальную стороны: «Которо же будет ему лучше: или обладать такими несметными сокровищами змея — ну до чего же он казался ему противным, так что все сокровища ети не прельщали его нисколько. А уж лев-то, по крайней мере, хоть по-глядеть-то любо! Хоть он если меня не очень удовлетворит, ну сам-то он чистенький, красивый. Я думаю, он, вообще, в мире может принести менее вреда».
Таким образом, новые элементы могут получать в сказках сюжетные функции — служить дополнениями к традиционным характеристикам. Некоторые из них становятся традиционными. Так, в герое наряду с физической силой отмечается теперь образованность. Александр «рос просто не по часам, а по минутам. Стал семь годов уже, а не как семи, как десяти. Большущий сделался. В седьмом классе учиться должен, а ходит в десятый класс уж и всех проворнее»[111].
Нередко в современных сказках наблюдаем упрощенное реалистическое толкование фантастических образов и мотивов, и тогда сказочный кит превращается в корабль (Терек., № 40), чудесный дар предвидения объясняется грамотностью (Ленек., № 3), братья-великаны с лопатами и инструментами идут на помощь Ивану-царевичу (Ков., № 12), Марья-царевна для Иванушки покупает шапку-невидимку и сапоги-скороходы (Терек., № 6).
Заметно меняется и стиль речи героев. Царевна подземного царства на вопрос Ивана-царевича, не знает ли она, где его мать Анастасия — Золота коса, отвечает: «Мельком слышала. И я тебе помогу. Если сумеешь найти родную мать, то вытащи и нас из этого ига» (Ленек., № 3), или в той же сказке: «Я до основания кушать хочу».
Введение в речь героев «городских» слов должно подчеркнуть их особое положение, образованность, что становится одним из идеальных свойств персонажей. С другой стороны, «литературный стиль» должен показать осведомленность самого сказочника, его грамотность. Во всем этом ощущается ориентация современных сказочников на городскую культуру и книгу. Вновь напомним, что образованность становится едва ли не обязательной в характеристике героев современных сказок.
Ориентация сказочников на книгу проявляется, в частности, в нередком стремлении выдать народную сказку за книжную. Собиратели неоднократно отмечали, как некоторые исполнители, рассказывая сказку, держат перед собой книгу, имитируя таким образом чтение.
Влияние литературы на народную поэзию, как мы уже отмечали, процесс закономерный. Книга и сказка уже давно идут рядом, благотворно влияя друг на друга. Книга заимствует художественные образы, мотивы и сюжеты народной прозы, и сама сказка вбирает в себя сюжеты книжных повестей. Достаточно вспомнить сказки о Бове, Еруслане, Ерше Ершовиче и лисе-исповеднице, сюжеты многих авантюрных сказок. Но взаимодействие литературы и фольклора благотворно лишь до тех пор, пока между ними есть общее, — в характере осмысления действительности, принципах типизации. Потому-то не удивительно, что сказки братьев Гримм, Андерсена, по наблюдениям Э. В. Померанцевой, органично входят в репертуар современных сказочников. Сборник сказок А. Н. Афанасьева, ставший подлинно народной книгой, служит источником репертуара многих современных сказочников. Мотивы сказок Ершова, Пушкина, Аксакова тесно переплелись с мотивами народных сказок. Порой книжный источник мы ощущаем лишь в общей сюжетной схеме да по отдельным деталям или редким цитатам.
Но в число книг, пользующихся популярностью на селе, входят также романы Жюля Верна и Майн Рида, баллады Жуковского, повести Пушкина и Гоголя, «Князь Серебряный» Толстого и «Тихий Дон» Шолохова и др. В целом заметен интерес к романтическим, остросюжетным произведениям. Книги такого рода четко отграничиваются сказочниками от фольклорной прозы. Знакомство с ними составляет предмет гордости рассказчиков, а умение точно передать сюжет — показатель степени мастерства.
М. К. Азадовский еще в начале 30-х годов отмечал необходимость записи книжных пересказов и сравнения их с оригиналами. Такие наблюдения помогли бы объективно не только представить интересы современных рассказчиков, но и проследить процесс фольклоризации литературных произведений[112].
Талантливый сказочник, как мы уже не раз отмечали — личность незаурядная, творческая, пользующаяся большим уважением в деревне. Как правило, он обладает прекрасной памятью, грамотен и начитан. Сказочник как бы чувствует свою ответственность перед слушателями; желая поддержать авторитет рассказчика, но всегда стремится пополнить репертуар новыми произведениями, будь то сказка, запомнившаяся от матери, слышанная на стороне или прочитанная в книге. Естественно, что в свой репертуар он включает и книжные повести. И нередко пересказ книг вытесняет сказки, что в известной мере обусловлено и требованиями аудитории, желающей слышать новое. Но даже у лучших сказочников пересказы литературных произведений не получают органической стилевой переработки и потому выглядят бледными копиями подлинников.
Знакомство с книгой, частая обращенность сказочников к книжным сюжетам определяют и изменение стиля народной
