его риторическая фигура речи, как поняла чародейка, означает: «Отвали, но сама придумай себе причину».
— Никогда не пытался их найти? — упрямо продолжила она допрос.
— Зачем? — спросил сигиец, не оборачиваясь.
— Ну… — замялась чародейка. — Не знаю. Просто увидеть их, наверное.
— Для чего? — снова спросил он.
— Может, твоя память вернулась бы, — ляпнула Даниэль.
— Изначальная сули этого тела полностью стерта без возможности ее восстановления, — сказал сигиец. — Поэтому встреча с теми, кого что-то связывало с этим телом, если они живы, лишена смысла.
Даниэль неуютно поежилась и обняла себя за плечи. Она подавила желание прислониться к стене, хотя очень хотелось, чтобы дать немного отдохнуть ногам. Вместо этого подошла к сигийцу ближе, встала с ним вровень. В полумраке второго зрения она прекрасно видела его, но не рисковала разглядывать ауру. Это все еще было непривычно и жутко, когда на месте живого существа пустое место.
— Может, это не так уж и плохо, — сказала чародейка. — Знаешь, мне тоже пришлось покинуть семью, когда я… — она снова замялась. — Ну, когда у меня раскрылся арт. Он почти никогда не раскрывается мирно и тихо. Вот я и спалила случайно одного мальчишку. Прожарила его. Не жалею нисколечко, он это заслужил, — холодно добавила Даниэль, стараясь не вспоминать, — но у моей семьи начались большие проблемы. Они меня на радостях и сбагрили обсерверу Ложи, который засек всплеск моих сил. Потом… потом много чего случилось, но спустя годы я вернулась в родные края. Родители тогда уже давно умерли. Сестры разъехались. Остался только младший брат. Он меня даже не узнал, — горько усмехнулась Даниэль, — а я не стала напоминать. Он совсем спился, был жалок, я думала, буду злорадствовать, ведь я-то чего-то добилась, но… вообще ничего не почувствовала. Даже жалости… — Чародейка глянула на неподвижную фигуру. — Эх, ты даже не слушаешь, — обиженно буркнула она.
— Слушаю, — сказал сигиец и наконец повернул к ней голову. — Внимательно.
У Даниэль загорелись уши. С ней давно такого не было. Так же давно и не находило желание излить душу. Своеобразная откровенность сигийца подкупала, усыпляла бдительность. Сама не заметишь, как начнешь выговариваться молчаливой стенке, а потом чувствуешь полной дурой, не способной держать язык за зубами.
— Не обращай внимания, — неловко улыбнулась Даниэль. — Слушай, почему Бруно называет тебя сигийцем? — поспешно сбежала она от своего позора. — Этот народ исчез больше ста лет назад, когда была последняя вспышка горровой чумы в четыреста девяносто седьмом или восьмом году. Неужели еще кто-то остался?
— Так назвал Ассам ар Катеми шайех-Ассам. Он счел, что требуется какое-то обращение при разговоре. В Кабире слово «сигиец» является синонимом слову «чужак».
— Потому что людям оно и вправду требуется при общении. А как вы друг к другу обращались? Ну, такие, как ты?
— Никак. Ты обращаешься к ногам, когда нужно идти?
— Иногда, — кивнула Даниэль, — когда капризничают после ночного променада по Анрии, например, — злопамятно засверкала она глазами. — Но я тебя поняла.
Снова помолчала, накручивая на палец прядь волос. Колец, серег, цепочек — все это Даниэль не носила уже пять дней.
— Тебя ведь называли как-то еще… — вспомнила она. — Хм, Ренар?
— Ранхар, — поправил сигиец. — Так назвали дети Ассама ар Катеми шайех-Ассама.
— Это что-то значит?
— «Мертвец».
— Очень точное прозвище! — хохотнула Даниэль, внимательно следя за его реакцией. — За неимением лучшего я, пожалуй, тоже буду так тебя звать. Не возражаешь?
— Нет.
— Отлично, Рейнар, — потерла руки чародейка и вдруг перестала лучиться оптимизмом. — Хотя не думаю, что кто-то всерьез поверит, что ты из Тьердемонда, — произнесла она чуть расстроенно. — Ты слишком сухой и черствый для тьердемондца. Слишком много в тебе нордической угрюмости и замкнутости. Поэтому… м-м-м… — протянула она, закусив губу. — Райнхард. Да. Думаю, тебе это подойдет гораздо лучше, как считаешь?
— Да, — сказал сигиец.
Даниэль шумно выдохнула.
— Ты сказал это, чтобы я заткнулась?
— Да.
Чародейка уперлась в бока, сердито засопев.
— Ну, хотя бы искренне, — заворчала она и легко шлепнула сигийца по локтю. — Так, хватит болтать, совсем меня отвлек! Что там с нашими гостями?
«Райнхард» послушно повернул голову на «Клуб».
— За последний час никого нового, — доложил он. — Вероятнее всего, никто больше не прибудет.
— Ван Бледа среди них так и нет?
— Нет.
— Ты в этом уверен?
Сигиец помедлил с ответом, вспоминая уроки об уверенности.
— Да.
— Сколько раз ты его видел, чтобы быть настолько уверенным?
— Один. Этого достаточно, чтобы запомнить его. Да, его там нет.
Даниэль надломила нахальную ветку, щекотнувшую ее листом по щеке.
— Раз его там нет, что предлагаешь?
— Спросить, где он.
Чародейка, прищурив глаз, окинула сигийца взглядом. Куртку под плащом пересекала широкая перевязь с четырьмя пистолетами, на поясе висел меч, возвращенный за обещание быть паинькой. Где-то был еще и кривой кинжал, но Даниэль не стала проверять его наличие.
— Просто так? — усмехнулась она, крутя локон волос. — Взять и спросить? Знаешь, Райнхард, а мне нравится твоя идея. Пойдем спросим.
II
Охранник выглянул из сторожки.
Никого в эту ночь больше не ожидалось, и он мог позволить себе расслабиться с бутылочкой или вздремнуть пару часов, пока там не наразвлекаются вдоволь. Но что-то все-таки заставилось его выглянуть. Какой-то подозрительный, неуместный по эту сторону забора шум, которого быть не должно.
Охранник посветил себе фонарем и едва не выронил его.
От ворот к сторожке шла женщина в плотно облегающих ноги рейтузах и расстегнутом жакете, с собранными в тугой узел на затылке пшеничными волосами. И бирюзовыми, неестественно сияющими в темноте глазами.
Она приблизилась. Приложила палец к лукаво улыбающимся губам. Охранник сглотнул, невольно опуская взгляд на блузу, расстегнутую на три пуговки.
Женщина протянула к нему руку, коснулась щеки. Пальцы у нее были прохладными, нежными. Прикосновение вызвало приятный холодок, легкое покалывание, едва ощутимое жжение…
Сильный разряд прошиб охранника насквозь. Его спазматически передернуло, выбивая дух.
Даниэль ловко подхватила фонарь, пока бесчувственное тело не успело свалиться к ее ногам. Осмотрелась. В большом доме в паре десятков ярдов от забора горел свет, в окнах мелькали люди, но никто не смотрел на улицу. Пахло дымом, валившим из трубы.
Даниэль затушила фонарь и поставила его рядом с охранником. Затем подбежала к воротам и продолжила сдвигать противно скрипящий засов, чертыхаясь себе под нос. Может, тот и скрипел не так сильно, но ей казалось, что слышит вся Ангельская Тропа.
Наконец-то справившись, чародейка приоткрыла дверь в воротах. Сигиец вошел, слегка согнувшись, чтобы не задеть проем шляпой.
— Видишь? — проговорила Даниэль полушепотом, указав на бесчувственного охранника. — И никого не пришлось убивать.
— Не убил бы, если бы он согласился открыть, — сказал сигиец.
— Ах! И как часто соглашаются?
— Слишком редко.
— Я так и думала, — хмыкнула Даниэль. — Затащи его вон туда, — распорядилась она. — Я хорошо его приложила — до утра не очнется.
Сигиец подошел к охраннику, перевернул его откормленную тушу и втащил в сторожку за ноги. Даниэль прикрыла дверь на засов и отряхнула руки.
— Сколько, говоришь, там народу?
Сигиец остановился, разглядывая дом среди хозяйственных построек.
— Четверо в центральной части. Еще трое справа. Слева семеро: двое мужчин, пять женщин, вероятнее всего, обслуга. В дальней комнате… не могу определить точное количество, постоянно двигаются. На втором этаже в комнате справа семь женщин, пятеро мужчин. В соседних комнатах справа налево: мужчина и женщина, мужчина и две женщины, двое мужчин. Внизу, в подсобном помещении слева шесть женщин и трое мужчин. Еще пятеро мужчин рассредоточены по остальному подвалу.
— Сколько из них, по-твоему, охраны? — задумалась Даниэль.
— Не больше пяти-шести.
— Хм. Пойдем постучимся.
— Вежливо? — спросил сигиец.
— Очень, — наставила палец Даниэль.
Они подошли к дверям, поднявшись по крыльцу. Здание было старым, но его поддерживали в подобающем виде. Совсем недавно проводили косметический ремонт. Сами же двери выделялись своей неуместной новизной. Даниэль затаила дыхание, прислушалась: изнутри доносились звуки веселой музыки,
