— Нет. Не мог решиться.
— И что же в конце концов заставило вас решиться?
— Воспоминания о Нине, точнее, о родинке на ее щеке, которая делала ее такой трогательной…
— Он проснулся?
— После первого выстрела он открыл глаза и показался удивленным. Не знаю, узнал он меня или нет…
— Вы ему ничего не сказали?
— Нет. Возможно, я жалел, что пришел, но было уже поздно. Два следующих выстрела я сделал, чтобы избавить его от страданий, хотите верьте, хотите нет.
— Вы пытались выкрутиться.
— Совершенно верно. Думаю, это происходит автоматически. Вивьен ведь тоже не побежал в полицию признаваться в убийстве любовницы…
Когда он произносил последние слова, его лицо напряглось. Потом он снова пожал плечами.
— Кстати, а что стало с мадам Вивьен?
— Она живет в том же самом доме на улице Коленкур, только сменила квартиру на меньшую, и зарабатывает на жизнь шитьем. Похоже, у нее довольно хорошая клиентура.
— У него ведь была дочь?
— Она замужем, у нее двое детей.
— Она сильно переживала?
Мегрэ предпочел промолчать.
— Что вы со мной сделаете?
— Вас отведут в камеру, в изолятор временного содержания. Завтра вас допросит следователь прокуратуры, который, возможно, выдаст ордер на арест. До окончания следствия вас, очевидно, будут содержать в Сайте, а после, вполне вероятно, переведут во Фрэн до начала слушаний дела в суде.
— Жену я не увижу?
— Во всяком случае, некоторое время.
— Когда газеты сообщат о моем аресте?
— Завтра. Кстати, мне показалось, что в коридоре уже ждут журналист и фотограф.
Мегрэ немного устал. Он тоже как-то вдруг расслабился и ощущал душевную пустоту. Разговаривал мягко.
Он вовсе не выглядел победителем и в то же время испытывал облегчение.
Вместо одного убийцы было двое. Не это ли он подсознательно искал?
— Я хочу попросить вас об одном одолжении, в котором вы мне, вероятно, откажете. Не хочу, чтобы жена узнала о моем аресте из газет, а уж тем более благодаря телефонному звонку своей мамочки или какой-нибудь подруги. Сейчас она, скорее всего, ужинает. Я уверен, что она на вилле…
— Какой номер телефона у вас на вилле?
— Сто двадцать четыре…
— Алло, мадемуазель, соедините меня с номером сто двадцать четыре в Ла-Боле… Да, срочно…
Теперь уже он торопился освободиться. Через три минуты его соединили.
— Вилла «Зонтичные сосны»?
— Да.
— Мадам Маоссье? Это Мегрэ. В моем кабинете находится ваш муж, он хочет вам что-то сказать.
Мегрэ подошел к окну и встал перед ним, покуривая трубку.
— Да. Я в уголовной полиции. Ты одна?
— С горничной.
— Слушай меня внимательно… Тебе предстоит пережить тяжелый удар…
— Ты так считаешь?
— Да. Я только что признался. Я уже не мог поступить иначе.
Вопреки его ожиданию, она осталась спокойной.
— В обоих?
— Что ты хочешь сказать?
— В обоих убийствах?
— На бульваре Рошешуар не я, а Вивьен…
— Я так и чувствовала… И когда ты увидел его через двадцать лет, в тебе вновь вспыхнула ревность…
— Ты знала?
— Я сразу об этом подумала.
— Почему?
— Потому что я тебя знаю…
— Что будешь делать?
— Продолжу отдых здесь, если только меня не вызовут к следователю. А что будет потом — не знаю. Между нами никогда не было большой любви… По сути, я была лишь заместительницей… Мать, скорее всего, будет настаивать, чтобы я потребовала развода…
— А!
— Тебя это удивляет?
— Нет… До свидания Клодетт…
— До свидания, Луи…
Когда Маоссье положил трубку на рычаг, он почти шатался. Он не ожидал, что этот телефонный разговор примет такой оборот. И дело было не только в том, что сказано, но и в том, что за этим последует. Пятнадцать лет жизни оказались стертыми за несколько минут.
Мегрэ открыл шкаф и налил из хранившейся там бутылки коньяка маленькую рюмку.
— Выпейте…
Маоссье заколебался, удивленно глядя на Мегрэ.
— Я не знал… — пробормотал он.
— Что ваша жена догадалась?
— Она собирается подавать на развод…
— А чего вы хотели? Чтобы она ждала вас?
— Я больше ничего не понимаю.
Он выпил коньяк залпом и закашлялся. Потом, не садясь, прошептал:
— Спасибо, что не давили на меня…
— Отведите его в изолятор, Торранс…
Толстяк Торранс выглядел потрясенным. Маоссье ждал его в центре кабинета. Как ни странно, но сейчас он уже не казался таким высоким, а черты лица как-то поплыли и стали совершенно банальными.
Он хотел было протянуть руку, но не сделал этого.
— До свидания, комиссар.
— До свидания…
Мегрэ чувствовал себя отяжелевшим. В ожидании возвращения Торранса он медленно прохаживался по коридору.
— В какой-то момент я растрогался, — признался инспектор.
— Пойдете выпить стаканчик в «У дофины»?
— С удовольствием…
Они покинули здание уголовной полиции и вошли в знакомый зал. Там сидели многие инспекторы, но только один из уголовной полиции.
— Что будете пить, комиссар? — спросил хозяин.
— Большой стакан пива. Самый большой из тех, что у вас есть…
Торранс заказал то же самое. Мегрэ выпил пиво почти залпом и протянул стакан хозяину, чтобы тот вновь его наполнил.
— Сегодня меня мучает сильная жажда… — И Мегрэ машинально повторил, как будто не понимая смысла произносимых слов: — Да, сильная жажда.
Домой он вернулся на такси.
— Даже не знаю, стоит ли ужинать.
Он рухнул в кресло и вытер со лба пот.
— Для меня дело закрыто…
— Арестовал виновного?
— Да.
— Того, к кому летал в Ла-Боль?
— Да.
— Хочешь, сходим поужинать в ресторан? У меня только холодная говядина и винегрет.
— Я не голоден.
— Еда уже на столе, так что поешь все-таки…
В этот вечер он не стал смотреть телевизор и лег спать в десять часов.