29
Остался миллион вопросов — и ни секунды времени. Калебу, как всегда не сиделось на месте.
— Хватит валяться, давай прогуляемся, — сказал он.
Я поднялся и пошел за Калебом на террасу на четвертом этаже, устроенную на крыше магазина. Представил, как он банками и сковородками «обстреливал» с нее ломящихся в дверь охотников, достал пневмовинтовку — и «Бах! Бах! Бах!». Классно! И Калеб классный!
— Посмотри на перекресток на пять кварталов южнее. — Он протянул мне бинокль.
Я повернул бинокль туда, куда указал Калеб. Опять нашел чьего–нибудь двойника? Но на перекрестке никого не было. Все выглядело как обычно: помятые машины, обломки, полуразрушенные здания.
— Я проводил тебя до зоопарка и пошел на разведку. И знаешь, что? Через разбитую витрину магазина как раз вот на том углу я заметил ракету! Целую! Она не сработала.
— Ракета?
— Да. Большая.
— Он там так и лежит?
— Да. Похоже, влетела в магазин, врезалась в стену и не взорвалась.
— На ней написано что–нибудь? Есть какие–то обозначения?
— Типа «Сделано в Китае» или вроде эмблемы из «Затерянных»? Нет. Ничего.
Мы спустились и вышли на улицу. Калеб открыл задние двери стоявшего возле входа фургона, разложил пандус и со страшным ревом съехал по нему на мотоцикле.
— Классный? — гордо спросил он, заглушив мотор. — BMW 650 GS. Смотри, какие колеса. На таких шинах никакой снег не страшен, так что я мотаюсь по улицам вообще без проблем. — Калеб повернул ключи в зажигании. — Ну что, где твоя жажда приключений?
— Я засунул ее подальше, чтобы освободить место для жажды выживания.
— Прокатимся по–быстрому?
— Они услышат шум.
— Мы их обгоним. Сам я особо не катаюсь, потому что одному опасно: вдруг мне понадобится остановиться, а какой–нибудь засранец выскочит из–за угла…
— Вот и я о том же.
— Но вдвоем не страшно.
— Слушай, — сказал я, прислонившись к стене книжного магазина. Я еще не вполне пришел в себя, но уже вспомнил все, что Калеб рассказывал о себе, и вспомнил, что он боится действительности, не признается самому себе, что случилось. — Может, имеет смысл съездить на твою квартиру, проверить твоих товарищей?
— Может, — ответил Калеб и заглушил двигатель. — А куда вы ехали в подземке в тот день?
— В Мемориальный комплекс 11 сентября. На экскурсию. Ты там был?
— Нет. Меня туда никогда не тянуло. Даже наоборот.
— Нужно там побывать. Через некоторые вещи обязательно надо пройти. — Мне показалось, что пришло время произнести эти слова вслух.
— Зачем?
— Затем, что ты отсиживаешься в своем магазине, как я отсиживался в небоскребе.
Калеб смотрел на меня в упор, и я, хотя до нормального самочувствия мне было еще далеко, тоже смотрел ему прямо в глаза. Его взгляд смягчился. Помолчав, он сказал:
— Можем туда съездить.
— Давай проедем мимо твоего дома?
— Хорошо. Заскочим в Маленькую Италию. Посмотрим, вдруг… вдруг там остались мои ребята.
Я улыбнулся. Калеб менялся на глазах. Он согласился не потому, что его влекли приключения, а потому, что начал принимать мир таким, каким он стал. И ему нужны были доказательства.
— Мы надолго? — спросил я. У меня точно было мало времени, а вспомнить, почему, никак не получалось. Но сейчас нельзя оставлять Калеба — мы должны побывать там вместе: так будет лучше и для него, и для меня.
— Максимум два часа, — ответил он.
Я посмотрел на север. Что же не дает мне покоя, что беспокоит? Калеб, заметив мою нерешительность, откинул подножку, слез с мотоцикла и подошел ко мне:
— В другой раз съездим, — сказал он и протянул руку на прощание.
Я удивленно посмотрел на вытянутую руку: а куда еще мне идти, если не с ним?
— Поехали!
Калеб расплылся в улыбке, услышав мой ответ.
Позади осталось несколько кварталов. Ничего интересного мы не заметили. Зато впервые после атаки мы передвигались так быстро! Мотоцикл уверенно держал дорогу, колеса с высоким протектором легко шли и по снегу и по пеплу с грязью; мы залетали на бордюры, лавировали между как попало брошенными машинами, объезжали препятствия. А главное — на непривычно огромной скорости!
— Пока ты спал, я немного покатался, — крикнул Калеб через плечо. — Вниз по Гудзону. В Челси Пирс я видел группу выживших, — он замолчал, ожидая моей реакции.
Я старался сосредоточиться, но не мог: накатила и стала нарастать резкой пульсирующей волной головная боль. Название места было мне знакомо, но никак не получалось вспомнить карту.
— Выживших?
— Да. Их там человек сорок. Устроились в большом спортивно–развлекательном центре Челси Пирс. Некоторые собирались уходить, как раз когда я подъехал. Они устали так жить и ждать, решили, что настало время перемен. Понимаешь, они считают, что больше не имеет значения, как люди ведут себя.
Я вдруг пришел в себя.
— Как это?
— А так: сейчас непонятно, зачем жить, а значит, жить можно как угодно. Вроде как морали больше нет, за свои поступки отвечать не надо. — Калеб снова оглянулся и продолжил: — Знаешь, а я подумал, что теперь, наверное, мораль и наши поступки значат гораздо больше, чем раньше.
— Да! Согласен, — прокричал я в ответ, а в голове сидела только одна мысль: почему он сразу не рассказал мне о выживших, зачем столько ждал? — Они знают, что произошло? Кто напал на город?
— Есть у них мнение. На второй день в лагерь пришел коп и рассказал им…
— Он в курсе?
— Он слышал по рации, что ракеты движутся с востока.
— С востока?
— Так сказал этот коп. В небе пару минут наблюдали ракеты. Откуда они летели, никто не знает. С Лонг–Айленда, с корабля, с подводной лодки, из Ирака — выбирай, что нравится.
— А что коп?
— А ничего. Ушел через пару часов.
— Ушел?
— Сказал, у него семья в Бронксе или что–то вроде. Больше его не видели.
— Что эти люди собираются делать?
— Некоторые говорят, что пойдут в какое–то место, но оно не в Нью–Йорке. Большинство, я думаю, останется. Туда каждый день кто–то приходит, некоторые уходят, но число людей в лагере все время растет.
— Почему ты не остался там?
— Не мог же я тебя бросить, — покричал Калеб и захохотал очень похоже на Мини. У нее был глубокий грудной смех, совершенно неожиданный для такой миниатюрной девушки. И такой заразительный. С чего мне вдруг вспомнилась Мини? Они ведь совсем разные… Но я не удержался и тоже расхохотался. Пусть хорошего мало, но ведь могло быть еще хуже. Надо наслаждаться тем, что имеешь. Мы не могли успокоиться, аж пока Калеб не закашлялся.
