в восемь, работать до шести, а если возникают проблемы, то и до полуночи то на виноградниках, то на винодельне торчать приходится. И это вместо того, чтобы развлекаться с симпатичными дамами, не обремененными домашними заботами, если вы понимаете, о чем я!
– Да ладно! Хочешь сказать, что до смерти дядюшки у тебя такая жизнь и была?
– И даже лучше, – похвастался Дорохин. – Солидная сумма ренты давала мне возможность жить безбедно, а главное, легко. Где я только не бывал! Спал дольше полудня, поднимался к готовому обеду, принимал ванну и ехал в клуб. Там проводил время до девяти-десяти вечера, а потом к девочкам. Шампанское, икра, музыка…
– Мели, Емеля, твоя неделя, – выдал Алекс и заржал.
Дорохин уставился на Алекса, точно привидение увидел. «Мели, Емеля? Да он же русский! – осенило Дорохина. – Он точно русский. Обороты речи, привычки, словечки: все на это указывает. И то, что он Хустова узнал, тоже об этом говорит. Быть может, они учились вместе, возраст-то примерно один. Но уехать в Америку и встретить там одноклассника? Как такое возможно?»
– Чего уставился? У меня рог на лбу вырос или крылья за спиной? – Алекс понял, что совершил промашку, поэтому его слова звучали более грубо, чем требовали обстоятельства.
– Прости, я просто задумался. – Дорохин постарался сгладить ситуацию. – Так говорил мой дядюшка. Про Емелю. Кажется, это русская пословица.
– Да черт ее знает. – Алекс сделал вид, что поверил отговорке Дорохина. – Может, и русская.
Дальше разговор никак не клеился, Алекс уткнулся в стакан с виски, а Дорохин смотрел в сторону окна, раздумывая над тем, как повернуть ситуацию в свою пользу. «То, что он русский, может нам навредить, а может, напротив, помочь. Знать бы, какой из этих ответов правильный! Если сейчас открыться Алексу, сказать, что тоже русский, как он отреагирует? Неизвестно. Но если промолчать, второй встречи может и не быть, и тогда мы не узнаем, каким образом он связан с Хустовым. А если они заодно? Если Алекс знает, где искать Хустова? Может, мне его вырубить и отвезти на Висконсин-роуд? Допросим и узнаем все, что требуется».
Дорохин так бы и сделал, если бы не знал, что Алекс служит в полиции. Похищение полицейского – это вам не семечки у старушки из мешка тырить. За это не только в Америке, в любой стране по полной программе схлопотать можно. «Но если мы не будем его похищать? Если просто поговорим, а потом отпустим? Вряд ли он пойдет заявлять в полицию, когда узнает, откуда мы. Эмигранты КГБ как чумы боятся, а еще сильнее боятся депортации, так что припугнуть нам его есть чем». И все же Дорохин сомневался в правильности такого решения, отчасти из-за высказывания бармена Винса о грозном нраве жены Алекса, отчасти из-за уверенности самого Алекса в том, что его жена не остановится ни перед чем, если затронуть ее интересы. Вот если бы и Линда оказалась русской эмигранткой, тогда другое дело, а американку им припугнуть нечем.
– Что-то ты приуныл, – заметил Алекс и поднял руку, подзывая бармена. – Еще по стопочке!
– Давай дождемся, когда принесут заказ, – остановил полицейского Дорохин. – Кажется, я уже поплыл.
– Плевать! Мы свободные люди, взрослые и независимые, имеем право решить, чем нам заниматься.
– Ладно, давай выпьем, – согласился Дорохин.
Они выпили по одной порции, потом еще по одной и еще по одной. К тому времени, когда принесли хот-доги, Алекс уже еле ворочал языком. Видимо, алкоголь пробуждал в нем желание обсуждать свою жену, так как он снова перевел тему на Линду.
– Скажу тебе по секрету, расстраивать Линду мне совершенно невыгодно, – пьяно шепелявя, сообщил Алекс. – Думаешь, почему меня взяли в полицию? Да потому что отец Линды – шеф полиции Вашингтона! Она его единственная дочь, а я единственный зять. Конечно, он мог бы подобрать мне место потеплее, но здесь дело в определенных обстоятельствах. Чтобы получить повышение, нужно отучиться в академии, а потом пройти сложный экзамен, а с моими документами меня ни в академию не возьмут, ни до сдачи экзамена не допустят.
– А что не так с твоими документами? – полюбопытствовал Дорохин. – Брак фиктивный или что похуже?
– Нет, брак у меня самый что ни на есть настоящий. Пожалуй, единственное правильное решение, которое я принял в Америке. Линда хоть и стерва, но если бы не она, кто знает, где бы я сейчас был. Может, как Геныч, от властей прятался. А может, помер бы давно, и похоронили бы меня на муниципальном кладбище при странноприимном доме.
– Не говори так, Алекс, плохая примета, – предостерег Дорохин. Из откровений Алекса он не пропустил ни слова, но заострять внимание на сказанном не стал. В принципе Дорохин мог уходить, так как главное, то, ради чего пришел сегодня к полицейскому участку, он уже выяснил.
– Плевать! Подумаешь, помру. Никто и не заметит!
– Я замечу, Линда заметит, твои сослуживцы заметят. Это только кажется, что никто тебя не замечает и не ценит, а стоит человеку умереть, как все начинают его хвалить, жалеть, что мало обращали на него внимания, что редко разговаривали и прочее.
– Все равно плевать, – повторил Алекс и вдруг заявил: – Домой хочу! В свою уютную постель, в тепло, туда, где чистота и порядок. Линда у меня чистюля, каких поискать. И готовит шикарно. И фигура у нее что надо. Слушай, отвези меня домой, самому мне за руль нельзя, Линда голову оторвет, если узнает, что пьяным за руль сел.
– Да я же не знаю, где ты живешь, – напомнил Дорохин.
– Я тебе покажу. Нет, лучше запишу, а то меня в машине вырубит, и тогда ты меня уже не разбудишь. – Алекс взял с барной стойки салфетку, вытащил из кармана ручку и четким почерком написал адрес. – Шесть кварталов по Арлингтонскому бульвару, свернуть на Юг-Абингтон-стрит, проехать еще четыре квартала, снова свернуть на Коламбус-стрит, дом на 116S Абердин-стрит, черепичная крыша темно-коричневого цвета. Жене на глаза лучше не попадаться. Довезешь, выгрузишь на газон, дальше я сам справлюсь.
– Постой, ты что, спать собрался? – Дорохин заметил, как сильно осоловел взгляд Алекса. – Ты хоть до машины сам дойдешь?
– Это вряд ли, – произнес Алекс, положил голову на барную стойку и сладко захрапел.
* * *
– Нет, таких специалистов мы не только в Вашингтоне, но и во всех Штатах не найдем. Придется обращаться в Центр.
– На это уйдет несколько дней, а мне пленку на место вернуть нужно. Завтра – крайний срок.
– Да что я могу? Я не фокусник, мои люди не сказочники, они берутся только за реально выполнимые
