Гости к этому моменту изнемогали от нетерпения. Очень уж много интриги было вокруг картин. По просьбе Куроедова я письмо от государя прихватил. Оно было продемонстрировано всем желающим.
— Да вы, батенька, бунтовщик, — посмеивался один из знакомых Куроедова.
— Новое направление в искусстве, моими красками писано, — задрал подбородок «спонсор» выставки.
На мой взгляд, ничего особенного в тех картинах не было. Изображалось разное время года, освещение, всё та же динамика, передача ветра или полного спокойствия. Но отчего-то это считалось неправильным, не классическим, не по канонам.
— Софья Борисовна, а вот эти пейзажи мною лично сотворены. Гладь реки словно ваши бездонные глаза, — охмурял Алексей юную Гундорову.
С родителем барышни я уже перекинулся парой слов. Намекнул на наши с Алексеем денежные проекты. Посетовал на то, как доходы растут, а женской руки вести хозяйство нет, и господин Данилов буквально извёлся.
Меня поняли правильно. Гундоров свое одобрение выразил и с довольным выражением лица потащил куда-то старших сынков, оставив дочь на попечение супруги. Та мешать парочке не собиралась, но некоторые меры приличия соблюдала. Мы с Елизаветой также следовали по пятам, чтобы отгонять от Софьи возможных конкурентов.
Их особо и не было. Только Коленька Лопатин сунулся приударить за молодой соседкой, но потерпел фиаско на первой же фразе корявого комплимента. То ли дело распушивший хвост Алексей! Он уже пообещал девушке прислать книгу.
— Как напечатаем в Москве, непременно вам первый же экземпляр, — с мурлыкающими нотками в голосе пообещал Лёшка. — Елизавета Африкановна только подпишет. Знаете, что сие автограф?
Кто-то из гостей планировал задержаться у Куроедова. Мы же убыли на следующий день. Пароход вот-вот должен прибыть и лучше мне его лично встретить в Алексеевке.
Там еще могла возникнуть проблема из-за леса, сплавляемого по Самарке. Собственно, мы и были основными покупателями брёвен. Временно я перенёс вспомогательную пристань выше по течению. Мужики встречали плоты, вытаскивали на берег. И всё равно личный контроль не помешает.
Куроедов зафрахтовал пароход на весь сезон. Посудина дождётся нас в Нижнем Новгороде и повезет обратно. Алексей волновался, в каком состоянии судно. Вдруг ремонт требуется или еще что?
Как оказалось, беспокоились мы не зря. Прибывшее плавсредство не порадовало.
— Оно точно не развалится? — с сомнением разглядывал достижение технического прогресса Алексей.
— Сюда-то дошло, — озвучил я очевидное, хотя и сам сильно недоумевал тому, что видел.
Допустим, насчёт гребных колёс я был в курсе ещё раньше. Описание нам дали бурлаки в прошлом году на переправе. Но, честно говоря, я ожидал чего-то большего.
— Кареты не загрузим, — продолжил оценивать Лёшка посудину. — А лошадей куда?
— Куда, куда, на верхнюю палубу, под навес.
Пока мы смотрели, а крестьяне радовались такому событию, пароход начал причаливать к той барже, что у нас для написания картины «Флибустьеры» использовалась. Её там держали вместо пристани. Очень удобно, а другого применения старой баржи мы не придумали.
Между прочим, наших крепостных приплывшее чудо-юдо ничуть не смутило. Рыбаки видели на Волге и более странные посудины. Бабы, конечно, крестились, кто-то в домах попрятался, а молодежь и детвора высыпали на берег.
— Выбора нет — пойдём обозом по берегу, — вынес я вскоре вердикт, окончательно разочаровавшись.
Чуть позже капитан парохода нас познакомил с судном.
— У господина Всеволжского комфорт и удобства, но грузы его пароходы не возят, — пояснял капитан разницу между прогулочным и рабочим судном. — Наш «Гонец» тоже в Пожве строили, но для купеческих надобностей.
Общая длина была метров тридцать. Половину этого расстояния занимала система вращения колёс и управление пароходом. Палуб было две. Вернее, имелись каюты для персонала рядом с трюмом, над ними для господ помещения и верхняя палуба с парусиновым тентом.
— Картины и груз поплывут на пароходе, а сами в карете на лошадях, — поддержал меня Лёшка. — Налегке мы их догоним и встретимся в Нижнем.
Вечером под руководством деда подробно на карте прикидывали маршрут. Получалось, что от нас до Нижнего Новгорода по воде почти девятьсот верст. По дорогам будет где-то тысяча триста. Наученные предыдущим опытом, мы решили двигаться, как большинство купцов. То есть в противоположном направлении на восток, а не на запад. Вначале в Бузулук, затем в Оренбург. И уже от Оренбурга по тракту до Казани, и так далее. С учётом того, что пойдем налегке, а тяжеловозы у нас сильные кони, то скорость движения будет раза в два больше, чем у парохода.
На этом и порешили. Деда, Куроедова, Крендовского и батюшку отправим водным путём. Дороги в середине мая еще не просохли как следует, но без груза мы легко их преодолеем. Кроме того, в это время не так много обозов и путешественников, которые чинили бы нам препятствия по пути.
Куроедов такое разделение команды поддержал целиком и полностью. Я так понял, что ему хотелось на пароходе пройтись, чтобы при случае прихвастнуть. Но сосед согласился с тем, что долгая поездка скажется не самым лучшим образом на скаковых лошадях. А так мы их будем вести налегке позади повозок.
Пароход загрузили раньше, чем собрали обоз. Мы с Алексеем проводили нашу команду и ускорили собственные сборы. Много вещей с собой брать не стали, но приняли меры по собственной безопасности. Охранников взяли десяток, возниц с учётом сменных, кузнеца с переносной наковальней, плюс ружья обычные и медицинские со шприцами.
Своим мужикам и Михаилу Тыранову я дал распоряжение заворачивать всех богомольцев и паломников — святой старец убыл в Москву, вернётся к концу сентября.
Планы у отца Нестора были обширные. Он собирался по пути проповедовать и устраивать массовые молебны. В принципе, время для этого будет. Пусть просвещает крестьян или кто там придёт его слушать.
— Бьюсь об заклад, что Игорь Андреевич уговорит Куроедова на собственный пароход, — задумчиво произнёс Лёшка, глядя вслед уходящему судну.
— Знаешь, если мы и дальше будем получать чистой прибыли пятьдесят рублей с каждого рулона окрашенного в пурпур шёлка, то вполне реально построить собственное судно. Выгодное дело в плане скорости перемещения.
— Нужно мощнее. В этом корыте от силы тридцать лошадиных сил, — кивнул Лёшка на пыхтящую вдалеке посудину, — только пацанам играть, — припомнил он восторги детей, включая моего Максима.
Капитан согласился на мою просьбу и устроил небольшие катания для господ в ожидании груза и пассажиров. Визгу и криков было столько, что, наверное, в Самаре все слышали. Мои крепостные из числа молодёжи не были закомплексованы и радовались пароходу с той самой непосредственностью, что присуща любознательным умам. Ну и Максим, конечно, облазил посудину вдоль и поперек. Измазался в саже, чуть не вывалился за борт, разглядывая гребные колёса, но был на седьмом небе от счастья. Ещё года два, и буду брать сына в дальние путешествия.
