весьма любопытен, учитывая, что его почти призвали воевать во Вьетнам.
В Вашингтонском университете служба подготовки офицеров резерва была обязательна для всех студентов мужского пола. Как и все в университетском городке, Брюс был возмущен необходимостью вставать по утрам ради упражнений. Он пропустил так много из курса строевой подготовки, что ему в конце концов было приказано встать в четыре утра и маршировать несколько часов, чтобы нагнать свое отставание. Когда сержант-инструктор заметил, что Брюс жует жевательную резинку, он заорал:
— Глотай, солдат!
Брюс выплюнул жвачку на землю. Сержант зло смотрел на него.
— Это вредно для моего здоровья, — усмехнулся Брюс.
После окончания упражнений разъяренный сержант предупредил его:
— Когда я в следующий раз скажу «Глотай, солдат!», тебе будет лучше проглотить!
— Сукин сын, если ты еще раз заговоришь со мной в подобном тоне, я ударю тебя по заднице! — вспыхнул Брюс.
В ту секунду, пока они сверлили друг друга взглядом, могло показаться, что драки не избежать, но сержант увидел огонь в глазах Брюса и мудро решил отступить. Он ушел, качая головой и бормоча:
— Бедный испорченный ребенок…
Брюс Цзюнь Фань Ли записался на призыв, как и было положено американским мужчинам в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, но был не допущен призывной комиссией. Он был классифицирован как 4-Ф, негодный для службы по медицинским причинам: на медосмотре у него обнаружили неопущенное яичко. Брюс родился с этой патологией, которая называется крипторхизмом. С ней связаны два серьезных риска — бесплодие и рак яичек. Многие годы Брюс был уверен, что не сможет стать отцом. Семь лет спустя, в 1969 году, он подвергся операции по удалению неопущенного яичка в больнице Святого Иоанна в Санта-Монике.
В первый год жизни в Америке отношения Брюса с Перл, возлюбленной из школы, постепенно разваливались. Письма становились все более и более редкими. Надеясь спасти отношения на расстоянии, Перл прилетела в Сиэтл, чтобы увидеть Брюса, но он забыл забрать ее из аэропорта. После долгих часов ожидания она так рассердилась, что сорвалась и улетела в Сан-Франциско. Когда Брюс осознал свою ошибку, то звонил десятки раз, прося прощения, но она его извинения принять отказалась.
После Перл он встречался с множеством девушек, но ни с одной отношения не стали долгими. Он был очаровательным парнем и в какой-то степени ловеласом. «Если поблизости появлялась красивая девушка, Брюс активизировался и устраивал спонтанное представление, — вспоминает Джеймс Демиль. — Он указывал на меня, рассказывал, насколько я силен и быстр, а затем в два счета сбивал меня с ног». На свидания Брюс любил водить девушек в кино. «Р., как мы можем допустить, чтобы эти ценные, но короткие осенние дни прошли, а мы не использовали их на полную? — говорил он в письме одной из своих подруг. — Напиши мне, какой фильм ты не видела, и я приглашу тебя на его просмотр в это воскресенье. Это устроит тебя, не так ли, моя дорогая юная леди? С наилучшими пожеланиями. Я, Брюс».
Только на первом году колледжа Брюс влюбился по самые уши. Он отдыхал с друзьями в студенческом центре, когда увидел ошеломительную японскую американку-второкурсницу Эми Санбо, сидящую в дальнем углу. Увлекшись, Брюс оставил своих друзей и пересел за соседний к ней стол, чтобы взглянуть поближе. Когда она прошла мимо него, чтобы пойти в класс, он неожиданно сказал: «Привет» — и схватил ее за предплечье указательным пальцем и большим пальцами. Он сдавил его так сильно, что колени Эми подогнулись, и она чуть не уронила книги на пол.
— Отпусти меня, пока я не рассердилась! — воскликнула она.
Когда он повиновался, Эми спросила:
— Зачем ты это сделал?
— Я просто показывал своим друзьям, какое воздействие можно оказать всего двумя пальцами.
— Ну и козел! — бросила она и ушла.
Несмотря на не самый удачный подход, Брюс все-таки оставил след. В прямом смысле оставил — сине-черный синяк на ее руке не сходил еще несколько дней. В последующие несколько недель Брюс был везде, где бы ни появлялась Эми. Пытаясь загладить вину, он спрашивал: «Как ты себя чувствуешь? Ты в порядке? Кстати, меня зовут Брюс Ли». Он выдумывал любую тему, лишь бы заговорить с ней.
Брюс преследовал Эми с той же одержимостью, с которой жаждал достичь превосходства в кунг-фу. В любви, как и в бою, его стратегия заключалась в том, чтобы ошеломить цель. Однажды на репетиции балета она наступила на гвоздь, после чего ходила на костылях. Когда Брюс увидел, как она пытается преодолеть бетонные ступеньки к северу от футбольного поля, он побежал к ней и предложил помочь.
— Нет, я сама доберусь. Верни мне мои костыли, я справлюсь сама.
Не обращая внимания на ее протесты, он поднял и донес ее, учебники, костыли и тяжелое пальто наверх. Он делал это каждый день, пока рана не зажила. И речь шла не только о тех ступеньках. После школы он носил ее на третий этаж ее квартиры, а также везде, где Эми не смогла бы справиться без помощи. Его рыцарство сразило ее. «Речь не только о силе, это был широкий жест, — вспоминает Эми. — Это более чем компенсировало его прошлую неосмотрительность».
Сержант увидел огонь в глазах Брюса и мудро решил отступить. Он ушел, качая головой и бормоча: — Бедный испорченный ребенок…
За этим последовали два года бурных отношений, которые прерывались и возобновлялись. Их тянуло друг к другу на животном уровне. Они оба были красивы и оба умели танцевать. «Выступление для меня сродни оргазму. В этом есть сексуальная составляющая, и Брюс был таким же, — говорит Эми. — Меня безумно привлекает талант, а Брюс был кинетическим гением. Он мог просто посмотреть на движение и влиться в него, поглотить его, стать этим движением. Никакой другой азиат не двигался так, как он».
Когда она спросила, сможет ли Брюс выполнить пируэт, он сделал его с первого раза. Она поддразнивала его тем, как оцепенело выглядит его ча-ча-ча. «Почему бы тебе не добавить немного фанка?» После прослушивания двух-трех композиций ритм-энд-блюз он быстро уловил стиль музыки и приспособился к нему. «Очень трудно научить такому, но Брюсу все давалось легко. Он мог легко стать фанковым».
«Больше всего мне нравилось в Брюсе то, что он не извинялся за то, что он с Востока, — говорит Эми. — В те времена, когда столько азиатов пытались убедить себя, что они белые, Брюса переполняла гордость от того, что он был китайцем».
Однажды Брюс потащил ее в открытый кабинет в Паррингтон-Холл под предлогом того,
