Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
новых священников. Священники-старообрядцы старели и умирали, различные попытки принимать «никонианских» и беглых попов, перекрещивая их в полном священническом облачении (!), тоже не спасли ситуацию. До 1846 года у старообрядцев не было епископов. За это время они успели разделиться на поповцев и беспоповцев, создать множество толков и согласий, придумать уникальные обряды, позволявшие совершать богослужение без священников. Но эти события уже не связаны с историей собственно Русской Православной Церкви.
Старообрядческий раскол стал трагедией. Тысячи достойных людей были гонимы за то, что они ходили в «неправильную» с точки зрения властей Церковь и таким образом не подчинялись государству, не были достаточно лояльными к царю (ведь царь молился в Церкви, принявшей реформы). По иронии судьбы со временем сам обряд, реформа которого формально и вызвала раскол, перестал мыслиться определяющим отличием раскольников от «никониан». Главным стало другое: отношение к государственной власти, воинской повинности или уплате налогов (в некоторых старообрядческих согласиях верующие отказывались, например, пользоваться деньгами, считая их знаками антихристовой власти).
В начале XIX века под омофором Русской Православной Церкви, как шаг к преодолению раскола, было создано особое направление – так называемое единоверие (священники единоверцев рукополагались преемниками Патриарха Никона, но при этом совершали службы по дониконовским текстам и традициям). Но к этому времени многие старообрядцы были уже бесповоротно убеждены в том, что в «официальной» Церкви благодати нет…
Основанием для такого суждения отчасти стали реформы, которые в первой трети XVIII века провел Петр I: он упразднил патриаршество и почти на 200 лет фактически превратил Церковь в «министерство веры».
Трагедия старообрядческого раскола для Руси была в том, что реформы с обеих сторон проводили люди, не способные к компромиссам. И Патриарху Никону, и протопопу Аввакуму, и царю Алексею Михайловичу не хватило знаний, дипломатических талантов и любви, чтобы понять, что от способа сложения пальцев для крестного знамения, от литургических традиций (например, от числа просфор, на которых совершается литургия) – одним словом, от обряда не зависит спасение человека. Если у христиан остается один Символ веры, одно представление о том, что такое Церковь, то они не могут быть еретиками. К сожалению, личные амбиции, политические разногласия и вмешательство восточных иерархов посеяли такие семена раздора, которые на долгие столетия сделали чад одной Церкви непримиримыми противниками.
Глава 21
Как Церковь превратилась в «министерство веры»
Как-то в полночь Петр I неожиданно появился на дружеской пирушке, которую устроил митрополит Феофан Прокопович. Православный иерарх встретил царя богословской шуткой: «Се Жених грядет в полунощи! И блажен раб, егоже обрящет бдяща!»[135] Царь был в восторге и присоединился к застолью.
Эта история точно передает смену отношения к религии в России в начале XVIII века.
Государство стремительно менялось. Петр I проводил реформы, призванные превратить Россию в просвещенную страну с европейскими представлениями об общем благе, заботой об улучшении земной жизни и о славе страны. Религия же при таком взгляде на мир становилась не более чем частным делом. Но вот Православную Церковь при первом русском императоре постигла другая судьба. На двести лет она стала частью государства, и управлял ею особый чиновник, назначавшийся монархом: обер-прокурор Священного Синода.
Противники Петра I считали его неверующим, старообрядцы даже называли «антихристом», но это было неправдой. Царь-реформатор хорошо знал Священное Писание и не терпел грубых кощунств[136]. Он почитал святителя Митрофана Воронежского (по смерти этого иерарха царь сам нес гроб усопшего), хотя владыка Митрофан не одобрял некоторых поступков Петра и говорил об этом прямо. К слову, в конфликтах с православными иерархами, критиковавшими его и желавшими посадить на престол его сына Алексея, Петр не без остроумия цитировал Евангелие. Он напоминал своим противникам, что грешника сперва нужно обличать тайно, затем – при двух свидетелях, а уж потом перед всей Церковью (см.: Мф. 18: 15–17); именно такую резолюцию Петр I наложил на бестактный текст проповеди Патриаршего Местоблюстителя Стефана Яворского, в котором тот осуждал реформы императора.
Но при всей своей подлинной религиозности Петр был западным человеком, и византийские представления о симфонии священства и царства ему были не близки. Кроме того, молодой император помнил, чем закончилась попытка Патриарха Никона влиять на Алексея Михайловича, и понимал, что подобный конфликт власти и Церкви вреден для его империи. Юношей, в 1682 году, он едва не погиб во время Стрелецкого бунта и навсегда сохранил в своем сердце нелюбовь к Москве. Древняя столица казалась Петру олицетворением всего отсталого, «старорежимного», противоречащего всем его стремлениям. Поэтому император выстроил новый город на болотах и перенес туда столицу государства. И – митрополичью кафедру.
Сам Петр считал Церковь, говоря сегодняшним языком, «духовной скрепой», необходимой для построения процветающего государства, в котором подданные будут молиться о здоровье властей. Посещение церкви в Российской империи отныне превращалось в гражданскую добродетель. Люди были обязаны исповедоваться и причащаться раз в год, а все остальное время могли жить так, как хотели. При таком утилитарном подходе религия больше не должна была преображать мир и спасать человеческую душу от смерти, ее задача сводилась лишь к тому, чтобы заботиться о человеческой нравственности, воспитании и образовании.
Просвещенная, «понимающая», современная Церковь в светском государстве – вот тот протестантский идеал, к которому Петр стремился. Разумеется, царь не собирался реформировать обряд – история с недавним расколом многому его научила. Он хотел изменить организационную структуру Церкви, а для этого нужен был человек, способный описать пожелания императора в богословских и юридических формулах.
После нескольких неудачных попыток найти такого епископа Петру I повезло: он встретился с Феофаном Прокоповичем, одаренным и образованным украинским архимандритом (а затем и епископом), который смог выполнить грандиозную программу царя. Феофан Прокопович родился в Киеве в купеческой семье. В молодости получил блестящее европейское образование, перейдя для этого в униаты. Здесь нужно сделать одну оговорку. В XVIII веке многие украинцы становились униатами ради хорошего образования. Получив знания, они возвращались на родину и снова принимали Православие. Это был грех, на который Православная Церковь смотрела снисходительно: многие из «похитивших» таким образом знания впоследствии принесли большую пользу России.
Феофан Прокопович блестяще знал историю, философию, богословие и античную литературу. Вернувшись в Россию, он стал настоящим «подарком» для императора. Но наряду со многими дарованиями у Феофана Прокоповича было два недостатка, с которыми, возможно, нелегко было бы примириться современным православным.
Во-первых, он ненавидел пышный византийский церемониал православного богослужения. Накануне епископской хиротонии он откровенно писал другу о своих взглядах на архиерейство:
«Может быть, ты слышал, что меня вызывают для
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
