то, конечно, об этом все заговорили.
— А там не было какой-нибудь… ну… неприятности в то время?
— Доктор был в затруднении. Он был совершенно молодой человек и еще не имел большого опыта. Видимо, это оказался один из тех, кого я называю «антибиотики». Знаете, такие, которые не в силах как следует посмотреть пациента и которым совершенно все равно, жив он пока или помер. Они ему просто выписывают какие-нибудь пилюли, и если эти пилюли не действуют, выписывают другие. Да, по-моему, врач был озадачен, однако у нее перед этим, кажется, болел живот. По крайней мере, так утверждал ее муж, и, вроде бы, никаких событий, особых причин сомневаться, что там не все чисто, не было…
— Но сами вы думаете…
— Я всегда стараюсь иметь непредвзятое мнение, но, знаете ли, можно только удивляться, потому что из всего того, что говорили люди…
— Джоан! — священник сел, как солдат, готовый к рукопашной. — Я не хочу, я действительно не хочу, чтобы ты повторяла все эти злобные сплетни. Мы с тобой всегда держались подальше от вещей подобного рода. Не смотри во зло, не слушай во зло, не говори во зло, и, более того, не думай во зло! Вот что должно быть заповедью любого христианина и любой христианки.
Обе женщины замолчали. Им сделали выговор, и они, в силу своего воспитания, уступили мужскому мнению. Но в душе своей чувствуя, что все рушится, они отнюдь не раскаялись и сидели до крайности раздраженные. Мисс Прескотт смотрела на брата с нескрываемой злостью. К счастью для них, на этот раз удача им улыбнулась.
— Отец мой, — раздался пронзительный детский голосок. Это была французская девчушка из тех детей, которые играли на мелководье. Она подошла никем не замеченная и теперь стояла у кресла священника.
— Отец мой, — повторила она высоко и звонко.
— А? Да, моя дорогая? Ну, что случилось, моя малютка?
Девочка объяснила. У детей вышел спор, кому из них следующему плавать на спасательном круге, и кроме того, у них накопились и другие вопросы. Каноник Прескотт чрезвычайно любил детей, особенно маленьких девочек, и всегда с удовольствием становился арбитром в детских спорах. А потому он с готовностью тотчас вскочил и вместе с девочкой отправился к берегу. Мисс Марпл и мисс Прескотт с облегчением вздохнули и повернулись друг к другу.
— Конечно, это правильно,что Джереми против всяческих злобных толков, — сказала мисс Прескотт, — но ведь нельзя же не обращать внимания на то, что говорят люди. В то время тут столько разговору было!
— Да, неужели? — спросила мисс Марпл, как бы подхлестывая мисс Прескотт.
— Эта молодая женщина, как вы понимаете, миссис Грейторекс, по-моему, тогда ее звали — сейчас я толком-то и не вспомню, — была какой-то кузиной миссис Дайсон и за ней ухаживала. Давала ей всяческие лекарства и тому подобное… — Тут возникла короткая бессмысленная пауза. — И конечно, я так полагаю, — голос мисс Прескотт понизился, — между ней и мистером Дайсоном что-то началось. Очень многие это заметили. Я хочу сказать, что такие вещи в подобных местах сразу бросаются в глаза. А потом случилась странная история с каким-то лекарством, которое Эдвард Хиллингдон получил для нее у аптекаря.
— О, и Эдвард Хиллингдон в этом участвовал?
— О, да, он был в то время очень увлечен ею, и это люди тоже заметили. А Лаки, вернее, мисс Грейторекс, их постоянно стравливала. Грегори Дайсона и Эдварда Хиллингдона. Нельзя не признать, она всегда была красавица.
— Хотя уже и не так молода, — вставила мисс Марпл.
— Именно! Однако она всегда была прекрасно одета и накрашена. Конечно, не такой шикарной, тогда она была просто бедной родственницей. Всегда казалось, что она так предана своей больной сестре. Ну, вы же понимаете, что там было.
— А что за история с аптекарем, как про это стало известно?
— Ну, это, по-моему, случилось, когда все они были на Мартинике. Француз, кажется, а они гораздо несдержаннее, чем наши в делах со всякими наркотиками. Этот аптекарь кому-то проболтался и что-то вышло наружу, ну, вы ведь знаете, как это бывает.
Мисс Марпл знала.
— Он говорил, что полковник Хиллингдон кое-что у него спрашивал и, казалось, он сам не знал, что это такое. Представляете, справлялся по клочку бумаги, на котором было записано название. Во всяком случае, как я говорю, пошли разговоры.
— Но я совершенно не понимаю, зачем полковнику Хиллингдону… — Мисс Марпл сдвинула брови в недоумении.
— Полагаю, его просто использовали. Во всяком случае Грегори Дайсон женился вновь и в почти непристойно короткий срок. Едва ли месяц спустя, насколько я знаю.
Они переглянулись.
— Но там ведь не было реальных подозрений? — спросила мисс Марпл.
— О, нет… Одни разговоры. Они могли ведь абсолютно ничего и не значить.
— А вот майор Полгрейв думал по-другому.
— Он говорил вам это?
— Я толком не слушала, — призналась мисс Марпл. — Я просто решила поинтересоваться, не говорил ли он и вам того же самого?
— Он как-то указал мне на нее, — сказала мисс Прескотт.
— Правда, прямо так и указал?
— Да. Поначалу я, по правде сказать, подумала, что он показывает на миссис Хиллингдон. Он похихикивал и дышал еще так тяжело, а потом сказал: «Посмотрите-ка вон на ту женщину. Я так думаю, она совершила убийство и вылезла сухой из воды». Конечно, я была крайне шокирована и ответила: «Не сомневаюсь, что вы шутите, майор Полгрейв», а он мне: «Да, да, дорогая леди, давайте назовем это шуткой». Как раз неподалеку за столом сидели Хиллингдоны и Дайсоны, и я боялась, что они могут услышать. И он еще сказал, посмеиваясь: «Должно быть, не очень-то осторожно идти к ним на вечеринку, где эта дама смешает мне коктейль. Прямо-таки ужин с Борджиа».
— Ах, как это интересно! — воскликнула мисс Марпл. — А он не упоминал о… о фотографии?
— Не помню… Это какие-нибудь газетные вырезки?
Мисс Марпл, собираясь ответить, открыла было рот и тут же закрыла. Чья-то тень на мгновение заслонила солнце. Проходя мимо них, Эвелин Хиллингдон приостановилась.
— Доброе утро, — сказала она.
— А я все думаю, куда это вы подевались? — спросила мисс Прескотт, с живостью на нее поглядывая.
— Я ездила в Джеймстаун за покупками.
— О, я понимаю.
Мисс Прескотт как
