Под давлением крайне правых монархистов король 16 мая 1830 года распустил палату депутатов и назначил новые выборы на 23 июня и 3 июля. Однако выборы принесли победу оппозиции: либералы и конституционалисты получили 274 места из 428, а сторонники правительства — только 143. Понимая, чем это грозит, в правительстве лихорадочно пытались найти способы дезавуировать результаты выборов и ограничить оппозиционную печать.
26 июля 1830 года были опубликованы шесть королевских указов (июльские ордонансы), строго ограничивавшие издание газет и журналов. Вновь избранная палата депутатов распускалась. Новые выборы назначались на 6 и 13 сентября. Они должны были проходить на основе новой избирательной системы, в соответствии с которой право голоса предоставлялось почти исключительно крупным землевладельцам. Число членов палаты депутатов уменьшалось с 428 до 258, а ее права были урезаны.
Эффект, какой произвели ордонансы на население, был ошеломляющим. Уже через несколько часов Париж покрылся баррикадами, и народ взялся за оружие. Власть оказалась в растерянности, несколько полков регулярной армии перешли на сторону восставших. Попытки правительственных войск разогнать повстанцев окончились неудачей. 29 июля 1830 года вооруженная толпа завладела королевской резиденцией, дворцом Тюильри, и подняла над ней трехцветное знамя. Верные королю части начали покидать столицу.
Обескураженный Карл X в это время находился в Сен-Клу. Получая донесения о потере контроля над городом, он попытался разрядить ситуацию, сменив правительство и отменив ордонансы. Однако время было упущено, и в Париже начала формироваться новая власть.
30 июля 1830 года депутаты распущенной палаты объявили герцога Луи Филиппа Орлеанского «наместником королевства» (временным правителем, лейтенант-генералом королевства). 2 августа Карл X отрекся от престола в пользу своего внука, герцога Бордоского, до совершеннолетия которого назначил Луи Филиппа регентом. Через несколько дней Карл X вместе со своей семьей бежал в Англию. Палата депутатов предложила Луи Филиппу корону, которую он принял 9 августа 1830 года.
В конце августа начались волнения в Брюсселе, которые вскоре охватили всю Бельгию и были направлены против владычества Нидерландов. Поздней осенью началось восстание в Царстве Польском, основной его целью стала борьба за независимость и объединение польских земель. День ото дня можно было ожидать начало волнений в Италии. Недовольство правящими режимами ощущалось повсеместно — с севера полуострова, находившегося под контролем Австрийской империи, до юга, Королевства обеих Сицилий, вотчиной Бурбонов. Даже поговаривали, что в бурные революционные июльские дни на площадях и улицах столицы были слышны крики «Vive Napoléon III!»[215]. Народных надежд на сына Наполеона I, превратившегося в австрийского принца Франца, герцога Рейхштадтского, и жившего постоянно в Вене под наблюдением дедушки, австрийского императора Франца I, становилось все меньше и меньше.
Можно только представить, с каким вниманием ловил каждое слово с родины молодой Луи Наполеон. «Мы очень спокойны в нашем маленьком уголке в тот момент, когда все больше людей борются за наши самые дорогие интересы», — писал он с жаром матери[216]. Скорее всего и сердце самой Гортензии стало биться гораздо учащенней. Жозеф и Люсьен Бонапарты особой тяги к власти в последние годы не выказывали, а муж или сыновья вполне могли украсить собой трон Франции. Однако их чаяниям не суждено было сбыться. В сентябре 1830 года новая королевская власть подтвердила, что продолжает действовать запрет на возвращение Бонапартов в страну под страхом смертной казни[217].
Осенью 1830 года Луи Наполеон испросил в военной школе Туна отпуск и отправился в Арененберг, откуда с матерью в октябре того же года по давно заведенному порядку поехал в Италию. По дороге они заехали во Флоренцию, где находился Луи Бонапарт со старшим сыном. Именно эта встреча в столице Тосканы изменила судьбу будущего императора французов. Можно только предположить, как это произошло.
Наполеону Луи было уже двадцать шесть лет, и большую часть своей сознательной жизни он прожил в Италии. У него были замечательные задатки, которые в свое время мать пыталась развить. Однако последующая жизнь с отцом повлияла на его характер. По мнению некоторых историков, он стал «болезненным, неразговорчивым лицемером, боявшимся высказать свое мнение»[218]. Попросту говоря, стал скрытным человеком. Правда, как только он оказывался наедине с матерью и братом, к нему возвращались прежние качества, и люди отзывались о нем положительно.
Представляется, что это все же чересчур негативная оценка. Жизнь рядом с таким неординарным отцом (к тому же ставшим рьяным церковником), несомненно, должна была наложить свой отпечаток, но не до такой степени. Иначе трудно объяснить, почему молодой человек из высшего общества в конечном итоге примкнул к революционному движению (или стал революционером?) в Италии. Наполеон Луи осознанно проникся духом национально-освободительной борьбы итальянского народа и полагал, что все это отголоски республиканских веяний еще со времен, когда Бонапарты были хозяевами Апеннинского полуострова.
Сомнений нет в одном: революция во Франции и падение Бурбонов, революционное движение в других европейских государствах, а также волнения, охватившие Италию, стали предметом разговоров между братьями и во всем семействе Бонапартов. Поэтому, скорее всего, именно Наполеон Луи увлек младшего брата в революционные события в Италии в начале 1830-х годов. Насколько глубоким было их участие, стали они членами революционных организаций? Точного ответа на этот вопрос до сих пор не имеется. Вот что по этому поводу говорит Ридли: «В 30-е годы XIX века ходили слухи, что Наполеон Луи и Луи Наполеон были членами организации карбонариев (члены тайного, строго законспирированного общества, ставившие своей целью изгнание иноземных войск и объединение Италии. — Прим. авт.), и историки с тех пор спорят об истинности этих слухов. Нет ничего удивительного, принимая во внимание секретность организации, что невозможно точно доказать или опровергнуть их членство. В своей деятельности карбонарии полагались на симпатию и помощь сторонников и тех, кого сегодня называют „попутчиками“, и неважно, были ли Наполеон Луи и Луи Наполеон на самом деле членами организации или только ее попутчиками. Много лет спустя, в Чизлхерсте, когда уже не было причин скрывать правду, Луи Наполеон рассказал другу, что он некогда был карбонарием. В 1908 году его вдова Евгения повторила то же самое в своем письме, отправленном итальянскому историку Луцио. Возможно, Наполеон Луи, постоянно проживавший в Италии, был членом организации, а Луи Наполеон, проводивший половину года в Швейцарии, только попутчиком»[219]. Другой историк, Бреслер, полагает, что Наполеон Луи «в ноябре 1830 года рассказал своему младшему брату Луи Наполеону о том, что он дал тайную клятву члена карбонариев»[220].
