орали, как потерпевшие, приказали лежать мордой в пол. Похоже, у них это любимая команда. Но разве Санька испугаешь истеричными воплями вперемешку с матюками? Выживал в апокалипсис — выживу и в тюрячке. Тем не менее, я позволил надеть на себя наручники, стерпел и несколько ударов сапогами по ребрам. «Мудаки хуевы, заебетесь теперь отчитываться перед начальством за кучу двухсотых!» — не без толики злорадства думал я.
Помимо наручников ноги сковали кандалами, а на башку надели черный непроницаемый мешок. Такой почести я не удостаивался даже в пендосском плену. Боятся, суки. И это хорошо.
Затем повели по коридорам. Лязг решеток и замков. Толчки в плечо. Почти в каждом продоле меня приветствовали крики узников из камер:
— Красава! Братва с тобой, бродяга! Уважуха! Ништяк черных порешил!
— Тишина! Соблюдайте режим! — орал охранник, но мало кто его слушал.
Наверное, весть о моих подвигах разлетелась по всему СИЗО. Нет у них теперь больше «пресс-хаты», бу-га-га! Былой страх перед тюрягой и зоной ушел. Теперь я авторитетный арестант, хоть и не стремился к этому.
Затем повели куда-то вниз на несколько этажей. Стало прохладно, пахло сыростью. Крепко держа и направив ствол в затылок, сняли кандалы и мешок. С мерзким, как вся пенитенциарная система, скрежетом захлопнулась дверь. Усмехнувшись, я принялся растирать запястья.
Камера полтора на два. На стенах плесень. По полу снуют наглые тараканы. В углу дырка параши, умывальник. Под потолком небольшое окошко размером с анус полярного медведя. Метра через два серого бетона виднелись толстенные прутья решетки. Не видно ни хрена. Еще тут была кровать со свернутым матрасом и тусклая лампочка ватт на 40 в решетчатом плафоне. Одиночка, хах. О лучшем подгоне и мечтать нельзя. Отличное местечко для медитаций, тренировок и обдумывания дальнейшей стратегии выживания.
— Улыбнется сквозь решетку солнце мне, заиграет и запрыгает капель… — напел я, направляясь к умывальнику. Тьфу, блять, нахуй эту блатную «романтику»! Сразу вспомнился зэчара-газелист-Толян, с которым мы везли патроны в Карелию. Не хочу иметь ничего общего с этими уркаганами. Меня сложно назвать законопослушным гражданином, но я — выживальщик, а не уголовник.
Напившись воды из-под крана (довольно вкусной, кстати), я смыл с себя кровь и грязь. Привел в более-менее божеский вид одежду. Еще бы похавать. Со вчерашнего дня ничего не жрал, кроме глаза кавказского горе-каратиста. А одной «глазуньей» сыт не будешь.
Ну, раз жрать не дают, можно покемарить. Я расстелил чуть влажный матрас. Постельного белья не было, ну да и похрен. С удовольствием растянулся и принялся глядеть в мутный с разводами потолок, откуда периодически срываются капли воды. Кап-кап… о своем будущем я не переживал. Все это фигня перед лицом БП. Кап-кап… веки мои постепенно смыкались, сознание уносилось в ледяную тишину карельской тайги, заснеженных сопок, безмятежной тишины. Но вместо холода я ощущал только тепло знакомых мест и умиротворение.
***
Мы с Леной занимались любовью в Схроне, я уже готовился разрядить свое могучее орудие, когда лязг металлических запоров нагло выдернул из мира снов. Тело рефлекторно приняло боевую стойку. Но опасности не было. В запертой двери открылось окошко, на котором стол поднос. Ништяк! Жрачка! Желудок обрадованно заурчал.
Я бережно подхватил ужин. Или завтрак? Пойди, разбери в этом карцере. Так, чем же кормят постояльцев сего чудесного отеля? В эмалированной миске — серая масса, напоминающая зимнюю дорожную грязь. Как есть ебучий клейстер? Я поковырялся ложкой. Блять, даже мяска не положили. Ладно, будем хавать. Мне нужны все питательные вещества.
Ловким движением я поймал бегущего по стене жирного таракана. Слегка раздавил, чтоб не дергался и кинул в кашу. Туда же отправились еще парочка нерасторопных насекомых. Белок, хуле.
Помимо каши мою трапезу дополнили два куска черного каравая и чай. Хуевый. Даже без сахара. «Тем не менее, можно сказать, жизнь-то налаживается!» — философски думал я, чувствуя, как хрустят на зубах хитиновые панцири моих шестиногих сокамерников.
Все тщательно заточив, я помыл посуду и прилег на шконарь. Минут на пятнадцать, чтобы пища малость улеглась в животе. Потом приступим к физухе. А вообще удивительно, как я в одного расправился с абреками. Моя форма еще очень далека до постБПшной. Выходит, дело не в накачанных мускулах и кубиках пресса? Решает не мясо, а несгибаемая сила духа, несокрушимая воля и навыки выживания восьмидесятого левела.
Хм… может быть тогда хрен с ней, с тренировкой? Лучше поспать или предаться воспоминаниям о соитиях с Леночкой? Неплохая идея. Стрела моего башенного крана уверенно поползла вверх. Нет, Санек, так это не работает, пропел ехидно внутренний голос. Сталь характера закаляется в огне боли забитых мышц и связок! Как ты будешь безжалостным с врагом, если жалеешь свой ленивый организм?! А ну, вставай, сука! Упор лежа — принять, нах!
Меня как пружиной подкинуло в койке. Разбитые кулаки уперлись в холодный бетон. И раз, и два, и три, блять!.. Да! Всем этим ублюдкам, всей этой прогнившей системе не сокрушить беспощадного Санька! Двадцать пять… двадцать шесть… Все они превратятся в радиоактивный пепел через два года, а я выживу! Тридцать два… тридцать три…
Так прошло три-четыре дня. Жесткие физические упражнения прерывались лишь трапезами, сном и отработкой ударов по невидимому противнику.
***
В один из дней я услыхал топот ног. Дверь распахнулась.
— На пол! Лежать! — последовала команда.
Крепкие бойцы, не церемонясь, скрутили меня, нацепили гребаные браслеты.
— Куда потащили, сучары? — удивленно спросил я. Но вместо ответа получил кулаком в ухо.
Ладно, мрази, посмотрим кто кого… ноги-то в этот раз свободные. И мешок на башку не надет. Ничему жизнь этих ослов не учит.
Минут за пятнадцать прошли квест с решетками (в «Принце Персии» их меньше было), и оказались на верхнем этаже перед полированной дверью. Начальство, наверно. Не успел я прочесть надпись на табличке, как меня впихнули внутрь.
В кабинете усадили на специальный стул, болтами прикрученный к полу. К этому стулу меня тут же пристегнули.
— Свободны! — кивнул охранникам лысоватый упитанный мужик в погонах. Он был во главе стола.
Я огляделся. Помимо этого черта здесь мой знакомый — следак, что меня допрашивал. А также, какой-то хуй в синей форме с узкой заостренной харей. Пальцы его барабанили по кожаной папке на столе, а недобрый взгляд не предвещает ничего хорошего.
Первым он и заговорил:
— Вы что меня за дурака держите? Не мог этот дохляк вырезать целую камеру отпетых уголовников!
— Почему не мог? — сказал следак. — Я в это очень даже верю. Вы откройте папочку, товарищ прокурор, полистайте. На квартире у него обнаружено обезглавленное
