– Зная решительно все?
– И многое другое сверх этого! Быть может, ваше величество желаете взглянуть на послание, которое он мне оставил?
И де Сент-Эньян вытащил из кармана уже известную нам записку Рауля.
– Когда ваше величество прочтете эту записку, я буду иметь честь сообщить, каким образом я ее получил.
Король, явно волнуясь, прочел записку и сразу спросил:
– Ну?
– Ваше величество знаете некий замок чеканной работы, замыкающий некую дверь черного дерева, которая отделяет некую комнату от некоего бело-голубого святилища?
– Разумеется, от будуара Луизы?
– Да, ваше величество. Так вот, в замочной скважине этой двери я и нашел записку. Кто всунул ее туда? Виконт де Бражелон или дьявол? Но так как записка пахнет амброю, а не серой, я решил, что это сделано, очевидно, не дьяволом, а господином де Бражелоном.
Людовик склонил голову и грустно задумался. Быть может, в этот момент в его сердце шевельнулось что-то вроде раскаяния.
– Ах, – вздохнул он, – значит, тайна раскрыта!
– Ваше величество, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она умерла в груди, которая ее заключает, – сказал де Сент-Эньян с чисто испанской отвагой. Он шагнул к двери, но король жестом остановил его.
– Куда вы идете? – поинтересовался он.
– Туда, где меня ждут, ваше величество.
– Для чего?
– Надо полагать, чтобы драться.
– Драться! – вскричал король. – Погодите минуту, граф.
Де Сент-Эньян покачал головой, как ребенок, недовольный, когда ему мешают упасть в колодец или играть с острым ножом.
– Но, ваше величество…
– Прежде всего, – сказал король, – я еще должным образом не осведомлен.
– О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.
– Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?
– Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.
– Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?
– Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?
– Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?
– Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.
– Значит, твоего лакея подкупили.
– Невероятно, ваше величество!
– Что же здесь невероятного?
– Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.
– Правильно. Значит, остается единственное предположение.
– Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.
– Он проник к тебе, пройдя лестницу.
– Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.
– Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?
– Продал или, может быть, подарил.
– Почему такое различие?
– Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.
– Что ты хочешь сказать?
– О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…
– Ты прав. Принцесса!
– Ах! – вздохнул Сент-Эньян.
– Принцесса, которая обеспокоена твоим переездом.
– Принцесса, которая располагает ключами от комнат всех своих фрейлин и которая достаточно могущественна, чтобы открыть то, чего, кроме вашего величества и ее высочества, никто не мог бы открыть.
– И ты думаешь, что моя сестра заключила союз с Бра-желоном?
– Да, ваше величество, да…
– И даже сообщила ему все эти тонкости?
– Быть может, она сделала даже больше.
– Больше… Договаривай.
– Быть может, она сама проводила его.
– Куда? Вниз? К тебе?
– Вы думаете, что это невозможно, ваше величество?
– О!
– Слушайте, ваше величество. Вы знаете, что принцесса любит духи?
– Да, эту привычку она переняла у моей матери.
– И в особенности вербену?
– Да, это ее излюбленный запах.
– Так вот, моя квартира благоухает вербеной.
Король задумался, потом, помолчав немного, сказал:
– Почему бы принцессе Генриетте становиться на сторону Бражелона и проявлять враждебность ко мне?
Произнося эти слова, на которые де Сент-Эньян легко мог бы ответить: «женская ревность», король испытывал своего друга, стараясь проникнуть в глубину его души, чтобы узнать, не постиг ли он тайны его отношений с невесткой. Но де Сент-Эньян был незаурядным придворным и не решался по этой причине входить в семейные тайны.
К тому же он был достаточно близким приятелем муз, чтобы не задумываться – и притом весьма часто – над печальной судьбою Овидия, глаза которого пролили столько слез во искупление вины, состоявшей в том, что им довелось увидеть во дворце Августа неведомо что. И так как он обнаружил свою проницательность, доказав, что вместе с Бражелоном в его комнате побывала также принцесса, ему предстояло теперь расплатиться с лихвой за собственное тщеславие и ответить на поставленный прямо и определенно вопрос: «Почему принцесса стала на сторону Бражелона и проявляет враждебность ко мне?»
– Почему? Но ваше величество забываете, что граф де Гиш – лучший друг виконта де Бражелона.
– Я не вижу тут связи.
– Ах, простите, ваше величество! Но я думал, что господин де Гиш также большой друг принцессы.
– Верно! Все ясно. Удар нанесен оттуда.
– А чтобы его отразить, не думает ли король, что следует нанести встречный удар?
– Да, но не такой, какие наносятся в Венсенском лесу, – ответил король.
– Ваше величество забываете, что я дворянин и что меня вызвали на дуэль.
– Это тебя не касается.
– Меня ждут близ Меньших Братьев, ваше величество, и ждут больше часа; и так как в этом виноват я и никто другой, то я навлеку на себя бесчестье, если не отправлюсь туда, где меня ожидают.
– Честь дворянина прежде всего состоит в повиновении королю.
– Ваше величество!..
– Приказываю тебе остаться.
– Ваше величество…
– Повинуйся!
