Были они возбужденные и довольные. Еще из сеней возвестили:
— Серый, ты где? Радуйся, тебя похвалили!
Вика вскочила с кровати, чтобы никто не заметил, плюхнула книгу на подоконник и прикрыла сверху косынкой. Потом сделала страшные глаза, толкнула меня двумя ладонями в бок, беззвучно зашептала:
— Сережа, иди отсюда, скорее иди!
Я понятливо ринулся к двери, но не успел. Прямо там столкнулся нос к носу с Лисом. Вид у того сразу сделался подозрительным. Он нахмурил брови, глянул исподлобья, спросил:
— А чего это вы тут вдвоем сидите?
Сразу стало понятно, что в голове его появились дурные мысли. Вика покрутила пальцем у виска, молча указала на наши маскарадные костюмы, спросила:
— Спятил? Нашел тоже время ревновать.
Она скрестила руки на груди, преувеличенно надулась. На Лиса это не подействовало.
— Нет, — упрямо повторил он и ткнул в меня пальцем, — чего этот делает в твоей комнате?
— Дурак! — Вика непритворно обиделась и отвернулась.
— Не понял… — взревел оскорбленный парень.
Я прихватил его под локоток, потянул в сени.
— Не позорься.
Он вырвал руку, глянул на меня, как на врага, открыл рот, но я не дал ему высказаться, перебил:
— Клиентка у нас была сложная. Через два дня вернется. Думали, чем ей можно помочь.
Лис еще раз оглядел мой костюм, парик, убедился, что все в порядке и как-то разом подрастерял весь пыл. Он был ревнивец, но не дурак.
— И что, — спросил парень, — придумали?
Я пожал плечами.
— Пока не знаю. Вика обещала что-нибудь сообразить.
Взгляд его сразу смягчился. Слава вздохнул и улыбнулся.
— Она сможет. Она знаешь какая? Она умная, и добрая, и хорошая… А ты!
Я уже знал и был уверен, что Вика выход найдет. Или его найдет ее бабуля. Вот с ней-то, судя по всему, мне предстояло объяснение сегодня ночью. Поэтому поинтересовался:
— Что я? Что?
Мне ужасно хотелось встряхнуть этого идиота, настучать ему по упрямой башке. Я едва сдержался.
— Не оскорбляй девчонку подозрениями. Она не заслуживает этого.
Лис согласно кивнул. Больше этим вечером мы не вспоминали про его вспышку ревности.
Уже в темноте, перед сном, когда ребята разместились по раскладушкам, я наконец-то спросил:
— Влад, Слав, а кто там меня хвалил? Вы так и не рассказали.
— Да Лев Петрович, — ответил Лис. — Мы к нему сегодня ездили. У Кости все подтвердилось. Врачи сказали, еще месяц и можно было бы заказывать панихиду. А так шансы хорошие. Лев Петрович велел передать, что подумает насчет твоего долга. На счет того, чтобы его немного скостить…
Это была хорошая новость. С ней я и уснул.
* * *
Уснул и тут же оказался в другом месте.
Наверное, судьба на этот раз решила смилостивиться надо мной. Здесь все было иначе. Никакой комнаты без стен и границ — обычный деревенский дом. Чистый и уютный. За окном виднелся ухоженный двор, крашеный деревянный штакетник, цветущие золотые шары. На окне висели короткие занавески в цветочек, стоял глиняный горшок с геранью. Жарко топилась печь. Там внутри вкусно булькал котел. На печи лежал черно-белый кот и старательно притворялся, что спит. Только я почему-то знал, что он смотрит на меня сквозь приоткрытые щелочки век своими зелеными глазищами. Смотрит, изучает, бдит. Нервно дергался кончик черного пушистого хвоста.
Коту я совершенно точно не нравился, но трогать меня он не стал. Пока не стал, пока не разрешила хозяйка. Умный кот, послушный кот.
Я усмехнулся и огляделся. Над печью и по стенам висели аккуратные пучки трав. Разных, неизвестных мне. У окна, совсем как в шаманской избе, стоял стол, застеленный расшитой крестиком скатертью. За столом сидела хозяйка. Смотрела на меня со спокойным любопытством, не мешала, ничего не говорила. В руке она, как и раньше, держала большую поварешку. Старуха была мне смутно знакомой. Словно я знал ее когда-то, но потом об этом забыл.
Удивительно, но теперь все казалось настоящим. Больше это не было похоже на сон. Натуральная явь! Непонятная, неизведанная явь. И я в ней обрел свободу. Это было замечательное ощущение.
Я поднял руку, посмотрел на свою ладонь — пальцы послушно сжались, разжались. Красота! Больше меня ничего не сковывало. Я сделал шаг вперед, притопнул ногой, хохотнул от удовольствия.
Бабка беззлобно пробормотала со своего места:
— Смех без причины — признак дурачины!
Голос ее прозвучал спокойно, буднично, словно в словах не было ничего обидного. И я поперхнулся очередным смешком.
Она же ехидно усмехнулась:
— Доброго денечка, гостюшка, — с чем пожаловал?
В голове промелькнуло: «А мне почем знать? Я сюда не сам пришел. Меня сюда затянуло!» Потом покосился на бабку, и просто пожал плечами.
— Не знаю…
— Не знает он.
Она притворно вздохнула, прищурила глаза, глянула на печь, словно примеряла меня к котлу. Только что не облизнулась. Мне оставалось порадоваться, что все происходящее сон. Во сне же нельзя съесть человека на самом деле?
Ведьма словно прочитала мои мысли, глянула с гастрономическим интересом. По спине пробежал холодок. Подумалось: «А если можно? Кто их, этих ведьм, знает? Схарчит и не подавится!»
Бабка опять усмехнулась. Сказала вслух:
— Мясо не ем!
На печи кот изумленно вытаращил глазищи, сел на пушистый зад, сразу стал похож на филина. Я посмотрел на него, потом на бабку, покачал головой и сказал утвердительно:
— Я так и подумал. Вы и мясо вещи несовместимые!
— Умный, значит, — сказала она задумчиво. — Шутишь. Да? А чего в дверях стоишь? Чай не прирос?
Последняя фраза мне не понравилась. А вдруг? Я на всякий случай потоптался на месте. Ноги поднимались легко, корни с подошв не свисали. Хозяйка довольно хрюкнула.
— Иди к столу, — сказала она, — давай знакомиться. Не бойся, я добрая.
И снова бросила взгляд на котел. К моему счастью, там было занято. Я по дуге обошел печь и уселся на свободный стул по другую сторону стола.
— Олег, — представился я, решив не мудрить, называя чужие имена. Здесь в этом не было смысла.
На этот раз она улыбнулась широко, дружелюбно. Многозначительно сказала:
— Баба Дуся.
С глаз моих словно спала пелена. Я узнал и ее, и кота, и золотые шары во дворе. Это была та самая старуха из Калачевки, которая в далеком семьдесят восьмом водила меня к отцу Серафиму. Та, к которой я пытался
