Книга Смертельно опасные желания - Светлана Ольшевская

Вернувшись в комнату, Василий Петрович предложил подкрепиться. С бутербродами мальчишки расправились мигом, а Убейволкова есть отказалась, лишь выпила стакан молока.

Минуты тянулись медленно. Какое-то время ребята еще пытались болтать о пустяках, но вскоре эти разговоры сами собой смолкли. Пару раз в дверь стучали, но сторож не отзывался, и стучавшие уходили ни с чем.

– Слушай, Убейволкова, – заговорил вдруг Костя. – Ты как-то обмолвилась, что твоя прабабушка была родом из здешней деревни?

– Ну да.

– Вот так номер! – удивился Василий Петрович. – Земляки мы с тобой, выходит! А чьих ты будешь? Как была фамилия прабабушки?

– Убейволкова и была.

– Ты ничего не путаешь? Я всю жизнь тут прожил, таких в деревне сроду не было!

– Ничего я не путаю. Это все прабабушка. Тогда, в двадцатые годы, была мода менять фамилии, давать детям необычные имена, помните?

– Что-то слышал об этом, – ответил Костя. – Тракторина, Владлен, Лагшмивара…

– Вот-вот. Моя прабабушка, пользуясь такой модой, сменила фамилию. Была у нее какая-то обыкновенная, но прабабушка всегда говорила, что если имя дают при рождении, то фамилия – это прозвище, которое человек сам должен заслужить. А она заслужила. Ей с этим волком тоже пришлось столкнуться, после чего все стали считать, что она его убила.

– Матреша! – дошло до Дениса.

– Да, так ее звали.

– Не может быть! – округлились глаза у сторожа. – Так мы с тобой не только земляки, но и родня! Вот уж не думал, не гадал встретить… Значит, ты мне приходишься… это… внучатая племянница… Да ладно, ну его. Ты лучше скажи, что с твоей прабабушкой случилось?

– А что с ней случилось? Ничего. Дожила до глубокой старости и умерла в восьмидесятые годы. Сколько ей было лет – сама уже не помнила, хоть и сохранила до самой смерти ясный рассудок.

– Это хорошо, конечно, что ясный рассудок… Куда она тогда исчезла, почему больше не объявилась? Все думали, что она погибла.

– Нет, ей пришлось бежать. И бежать в спешке, потому что…

Убейволкова немного подумала, решая, стоит ли рассказывать.

– А, ладно. Вы, как я поняла, о моей прабабушке уже знаете.

Мальчишки закивали:

– Да, нам Василий Петрович рассказывал.

– Значит, он рассказал вам о том, что она должна была три года совершать некий ритуал?

– Да, с красным шелком, знаем. И что она одного месяца не дождалась, уехала.

– Вот. Этот месяц, как утверждала прабабушка, стал ее самой большой ошибкой. Поначалу во время полнолуний с ней творилось неладное, и красный шелк ее спасал. А под конец все прошло, и уже года через полтора в полнолуния ничего больше не случалось. Обряд продолжали по настоянию матери, но прабабушка уже не принимала его всерьез, думала, что все прошло. Вот и не послушалась матери, уехала в город, не дотерпев последнего месяца. Выучилась, вернулась, замуж вышла – казалось, ничего ей уже не грозит. А когда она ждала ребенка, моего дедушку, волк, которого она старалась забыть, стал являться во сне. Сначала она не принимала это всерьез, списывала на кошмары. Но вскоре поняла, что над ней и ее ребенком нависла опасность, что она может подпасть под его власть, как и предрекала здешняя помещица. А самое страшное – это проклятие достанется и малышу. Попытки воспользоваться красной тканью теперь уже не помогали – с каждой ночью она сознавала, что все меньше принадлежит сама себе. И вот однажды она решилась. Встала утром пораньше, оставила матери записку и уехала. Правда, в записке просила мать никому ничего не рассказывать, что та, по-видимому, и выполнила.

– Да что же ей грозило? – удивился Костя.

– А ты Роберта видел? Так вот, она тоже могла стать… такой. Потому нужно было держаться как можно дальше отсюда.

Василий Петрович тяжело вздохнул:

– А отец мой все ее вспоминал. Хоть бы весточку подала!

Убейволкова покачала головой:

– Не знаю, почему она этого не сделала. Хотя… прабабушка ведь стала не швеей и не пряхой. И даже не доктором. Где, в каком ведомстве она служила, не знал никто, даже сын и многочисленные внуки. За ней заезжала машина, она же привозила ее обратно. Причем такое было почти до самой ее смерти, и в деньгах семья никогда не нуждалась. Остается только догадываться… А свои знания сочла нужным передать тем из внуков, кому доверяла. В том числе моей маме, хотя ей было всего тринадцать, когда прабабушку похоронили. Но успела усвоить. И, кстати, фамилию мама менять после свадьбы не стала и мне не советовала.

Все замолчали, осмысливая услышанное.

За окном сгустились сумерки, но света никто не зажигал.

Тишину прервал резкий стук. На этот раз не в дверь, а в окно. Все вздрогнули, открывать окно никто не стал, а занавеска надежно скрывала происходящее в комнате от любопытных глаз. Однако стук повторился, и снаружи раздался голос:

– Василий Петрович! Мои охламоны опять у вас?

Голос принадлежал вожатому, и сторож отодвинул занавеску.

Под окном действительно стоял Димон. На нем красовалась его привычная майка с надписью «Царь, просто царь». Странно, подумал Костя, он ведь с утра оделся по-другому, видимо, боясь грозного начальства…

Старик, однако, не спешил отвечать. Нахмурившись, он молча смотрел в окно, и ребята тоже придвинулись и уставились туда. Димон, увидев их, призывно махнул рукой, заулыбался. Денис встал было, сделал шаг к двери, но Василий Петрович схватил его за руку и резко потянул обратно.

Димон приблизил улыбающееся лицо впритык к окну, словно хотел что-то сказать, но не сказал ничего. Вместо этого он вдруг стал мерзко кривляться, и вот уже не человеческое лицо увидели за окном испуганные ребята, а оскаленную пасть огромного зверя. Теперь он был намного больше, чем раньше.

Все в испуге отпрянули от окна, а сторож спешно задернул занавеску.

– Все, хватит ждать… – выдохнула Убейволкова и метнулась к двери. – Пойдете следом! Закроете…

Она одним движением отбросила засов и распахнула дверь. Затем шагнула в полумрак…

Первым опомнился сторож. Выудив из-под койки ружье, он, припадая на больную ногу, поковылял к выходу. Мальчишкам бросилась в глаза произошедшая с ним перемена: он словно состарился еще на десяток лет, смотрелся теперь совсем дряхлым стариком.

Косте почему-то стало стыдно. Он дернул за рукав друга и сказал шепотом:

– Идем, не бойся. Убейволкова говорила, что если не поддаться на его обещания, то ничего он тебе не сделает! А клыки и прочее – это так, морок для запугивания.