толпой устремились навстречу. Как и двое пилотов. Третий же остался стоять на ступеньках рядом с Рамешем. Кривился лицом, сжимал руки в кулаки и не спешил обниматься и целоваться.
Рамеш наблюдал, как Терехов утонул в объятиях. Практически все гражданские из той толпы бросились к нему. Они закружили его, зацеловали и залили слезами. Измождённая молодая женщина с некрасивыми тёмными кругами под глазами повисла на нём и целовала лицо. Что-то шептала на ухо, а он что-то шептал ей. Затем Терехов опустился на колени и прислонился щекой к её животу, словно прислушивался. Рамеш понял, что женщина в положении. И непроизвольно улыбнулся, радуясь, что жена не стала вдовой, а ребёнок не будет расти без отца.
Тищенко, расставив руки, подбежал к седовласому старику. Ещё при знакомстве этот старик достал Рамеша своими хвастливыми рассказами о делах молодых и восторженными эпитетами, которыми награждал внука. Внука Рамеш уже немного узнал и составил поверхностный портрет. Теперь он был готов согласиться, что у того есть качества, о которых рассказывал дед. Особенно, когда наблюдал, как молодой пилот и старый вояка обнимаются. Как по лицу деда текут слёзы, а внук, никого не стесняясь, целует того в морщинистые щёки. Эта сцена прекрасно демонстрировала, насколько эти люди близки друг другу. Рамеш даже улыбнулся, наблюдая за ними.
С Телегиным же всё было гораздо сложнее. Он единственный остался стоять на месте — в метре от Рамеша — и даже не сделал попытки кинуться кому-либо в объятия. Напротив него, нерешительно приближаясь к каменным ступенькам, переминались с ноги на ногу трое: женщина лет сорока-пятидесяти, рано поседевший мужчина приблизительно такого же возраста, и молодая светловолосая девушка, с заметным присутствием лишнего веса. Лицом немного грубоватая, в очках с толстыми линзами, и очень похожая на самого Телегина. Хоть лица их выражали определённую степень счастья, кидаться на шею они тоже не спешили.
Алексей тяжко вздохнул. Смотря на родителей, он почувствовал затихшую, было, боль. Будто тот старый кинжал, которым они пронзили его сердце давным-давно, всё ещё торчит. Что он всё ещё не извлёк его, а рана так и не затянулась. Хоть он давно всё отпустил, охладел к родителям и смирился, прощать и налаживать отношения не собирался. Для него всё было кончено.
Но, увидев сестру, которую в последний раз видел шесть лет назад, увидев, как она повзрослела, он немного оттаял. Он помнил её тринадцатилетней девчонкой, которая, хихикая с подружками, обсуждала мальчишек из школы. Которая радовалась подаркам на День Рождения и была счастлива. Он не особо ладил с ней, но сейчас, заметив, как на него смотрит уже взрослая девушка, растерялся. Её он никогда ни в чём не винил. Он понимал, что её вины нет. Но, так же как и от родителей, он давно отдалился от неё. Дистанцировался и не испытывал особой потребности налаживать отношения. Семью из своего сердца он давно вычеркнул.
— Я не желаю вас видеть, — тихо произнёс он, когда родители приблизились достаточно, что слышать его могли лишь они и полковник. — Для меня ничего не изменилось. Как не желал вас видеть шесть лет назад, так не желаю и сейчас.
— Лёшенька, — мать, заметно постаревшая и подурневшая за эти годы, сделала порывистое движение. Видимо, она хотела его обнять. Но он выставил перед собой ладонь, словно стену.
— Не надо вот этого лицемерия, — брезгливо поморщился Алексей.
Женщина остановилась на полпути. Тянувшиеся руки безвольно опустились. А затем прикрыли глаза, когда она зарыдала навзрыд.
— Сынок, — отец Алексея, имевший крайне растерянный вид, поспешил к ней и обнял за плечи. — Зачем ты так? Мы же очень рады, что с тобой всё хорошо. Мы так переживали.
— Ага, — фыркнул Алексей. — Я уже большой мальчик. За меня переживать не стоит. Надо было это делать, когда надо было…
— За что ты так с нами? Ни разу не написал, не позвонил. Ни разу не ответил на звонки. Что ты хочешь, что бы мы сделали?
— За что??? — глаза Алексея расширились, а грудь надулась, будто сейчас вытолкнет изо рта матерный воздух. Но всё же ему удалось сделать то, что всегда удавалось через силу — он смог сдержать гнев. — Давай мы сейчас не будем портить праздник другим и вспоминать "что", "кому", "за что". Хорошо? А что я хочу, что бы вы сделали? Да просто оставили меня в покое. Когда я уезжал, я всё высказал вам в лицо. Повторять нет смысла. Вы должны были понимать, что видеть вас здесь я буду не рад. Поэтому не удивляйтесь.
— Мы можем всё исправить…
— Вы? Вы исправить? Нет, вы не можете. Даже если захотите, у вас не получится. Не получится потому, что этого никогда не захочу я.
— Сынок! Ну прости нас! Прости за всё! — мать вновь протянула к нему руки, открыв заплаканное лицо.
— В другой жизни, — Алексей старался говорить спокойно, но всё же слёзы матери задели за живое. Он почувствовал сожаление, которое сразу переросло в гнев, едва перед глазами промелькнули моменты из несчастливого детства. — Всё! Не желаю вас видеть. Никогда не ищите со мной встреч и не пытайтесь играть в родителей. Быть родителями в моих глазах вы перестали давным давно.
Рамеш Патель, с исключительным интересом наблюдавший за этой сценой, собрался, было, вклиниться, чтобы успокоить Алексея. И даже немножко пристыдить. Но тот, видимо, потерял терпение. Торопливо сбежал со ступенек и направился к автобусу. Но отец перехватил его, попытавшись схватить за плечо.
— Не смей ко мне прикасаться! — злоба, появившаяся после того, как он увидел своих родителей, вырвалась наружу. Алексей резко дёрнулся, отчего не ожидавший подобного отец едва не упал.
— Лёш, погоди! Братишка, ну подожди ты! — на помощь бросилась сестра. Рамеш уже действительно собирался вмешаться, но вмешались другие силы.
Полноватая светловолосая девушка сжала ладонь Алексея. И тот не вырвал руку. Он принялся изучать её лицо, будто видел впервые в жизни. Отчасти, это было так.
— Ты повзрослела, я смотрю, — произнёс он очевидное.
— Я же скидывала тебе фотки на телефон, — она улыбнулась, словно для неё было очень важно наладить контакт с братом.
— Я их не смотрел, — буркнул Алексей. — Я ничего не хотел знать о… о вас.
Сестра помрачнела и облизала сухие губы.
— Отойдём? Попробуем поговорить немножко?
Она потянула его за руку и отвела достаточно далеко, чтобы испуганные родители не могли их слышать.
— Не злись, пожалуйста, — попросила она, оглядываясь на отца и мать. — Не горячись.
— Как у тебя дела вообще?
— У меня? У меня всё хорошо, — она поправила очки в тонкой оправе. — Я
