Арлайн было бесполезно. Это всё равно, что бороться с ураганом: опасно, а толку всё равно никакого нет.
— Мог бы, — согласился я, ретируясь, — Но не сейчас.
На это утро у нас с Олем и Алвой были запланированы свои дела.
На улице было свежо. Дул прохладный северный ветер, принося с собою раннюю зиму. Небо же посерело, снег был готов вот-вот сорваться, но пока еще давал нам немного насладиться неспешными прогулками.
— Неужели ничего нельзя сделать? — допытывалась девочка.
Я потрепал Олея за ухо и посмотрел в эти совсем уже взрослые глаза.
— Не знаю, но если есть хоть какой-то шанс… Я вообще не понимаю, почему проклятие коснулось и его тоже. Да, на моих руках есть грех, но почему попал под раздачу еще и он, до сих пор не могу даже представить.
Этот вопрос мучил меня всё время. Почему он? Он н был виновником аварии, а кровью испачкан собственной матери, что не пожалела своей жизни, спасая дитя.
Ее подвиг был воистину героический. Отдать свою жизнь смог бы не каждый мужчина, не то, что хрупкая нежная мама. Хотя… На то она и мама.
Сам не заметил как глаза увлажнились. Взрослый, а до сих пор вспоминая родителей не мог удержаться от печали и скорби.
— Я хочу помочь тебе… Вам.
В чистосердечии Алвы сомневаться не приходилось. Я знал, что она искренне хочет помочь и видит в этом своеобразный долг.
— Я был бы благодарен, если мы не будем расстраивать твою сестру и не станем рисковать твоей жизнью.
Надеюсь, что мои слова возымеют действие, хотя… Зная характер сестер Мар, надежды особой не было на успех.
— Я знаю больше, чем вы себе даже можете представить. Не стоит недооценивать меня, — пригрозила пальцем юная особа. — У Олея тоже есть секреты.
Что ж, у каждого в этом проклятом поместье есть как минимум по одному скелету в шкафу.
40
После ночей, наполненных страстью и любовью, утром хотелось весь мир обнять и воспарить к небесам. Пусть опыта у нас не достаточно, зато это щедро компенсировали пыл и желание любить и быть любимыми.
Мне казалось это естественное чувство любого разумного существа.
Хотелось соответствовать своему новому статусу, но почему-то складывалось впечатление, что я занимаю чье то место. Кого то более родовитого.
Сомнения насчет Эвана отпали, но почему-то хотелось стать лучшей во всем.
Муж все время твердил, что тряпки удел горничных, а мне было обидно до жути. Это моё поместье и первостепенная задача заботиться о нем. И если нужно, то и гонять пыль тряпкой тоже!
— Может ты уже угомонишься? — в очередной раз подкрался Эван, когда я протирала пыль с рам картин.
— Я занимаюсь любимым делом, — отрезала, упираю руки в боки.
— А я из-за твоих "любимых дел" жену не вижу сутками. Может пойдем прокатимся на лошадях? Или может, поедем к старой Фанни. Она уже месяц как болеет и ты давно к ней не заходила.
Он был пра, ударив в больное место.
Я так стремилась навести полнейший порядок, что совершенно забыла о своих же людях, о которых надо заботиться.
Бросив тряпку на пол, я села на ступеньку, над которой висела злополучная картина с изображением птицы и волка — знаков соединения родов в единое целое.
Волки. Да, с этим проклятием мы так долго боролись, что уже и не пересчитать седин у Йогана, которые он заработал в поисках решения. Обида на деда отступила, но червячок все еще грыз где-то внутри.
Эван заметил перемену в моем настроении и сел рядом, взял руку в свои теплые большие ладони и начал поглаживать.
— Прости меня, — прошептала я, — Мне просто хочется стать для тебя самой лучшей.
— Ты же прекрасно знаешь, что для меня ты самая лучшая.
— Знаю, но хочу стать одной единственной и чтобы…
Муж не стал дослушивать мой поток печальных мыслей, а просто крепко прижал к себе.
— Я люблю тебя. Совершенство или нет, но ты моя, а я весь твой. Надеюсь, что никаких сомнений у тебя нет. А иначе…
— Иначе что?
— Я буду доказывать тебе свою любовь ежедневно, или даже ежечасно.
Я улыбнулась.
Вот он — идеальный муж. О чем только можно мечтать? Разве что, о том, чтобы по ночам он не обращался в полузверя. Но в последнее время засыпать в когтистых объятиях стало не так жутко.
— Тогда в путь, а то боюсь, что с твоими доказательствами мы еще долго из комнаты не выберемся, — весело пожурила Эвана, выскальзывая из его объятий.
Быстро одевшись, я забежала на кухню и набрала полную корзинку провизии, чтобы Фанни немного порадовать.
Раньше она заведывала кухней, но теперь это непростое дело легло на хрупкие плечики ее помощницы и дочери.
Старушка в последнее время совсем сдала. Но что поделать — возраст. От него не убежишь, а молодость быстро проходит.
Дорога была близкой.
Быстро домчав с Эваном до деревни, мы спрыгнули с лошадей и направились к узкой калитке, спрятанной в невысокой каменной оградке, обвитой плющом.
Постучали. Дверь вскоре распахнулась, на пороге стоял мальчуган с щербатой улыбкой.
— Ба! — закричал он. — К тебе гости!
И бросился наутек. Послышались шаркающие шаги и появилась Фанни. Она держалась за спину. Было видно, что шаги ей даются с трудом.
Муж подбежал и приобнял, чтобы помочь ей выйти.
— Маркиз Йоллер, — обрадовалась она, — Госпожа Йоллер.
По ушам резануло. Не привыкла я пока к таким обращениям.
— Здравствуй, — я склонила голову, в знак уважения.
Так принято поступать перед старшими. Совершенно не важно, что она работала в поместье. Главное, это оставаться человеком в любой ситуации. Тем более, что большую часть детства мы прятались на кухне в ожидании чудесных пирогов да рогаликов от кухарки. Она частенько нас находила и угощала. Герцог-то все время был занят и не мог дать постоянного внимания подрастающим проказницам.
— Фанни как здоровье? Может, можем чем-то помочь, — обеспокоенно спросил Эван, заглядывая в зеленые блеклые глаза.
— От старости нет лекарства, — заметила женщина, — Но я рада, что теперь моя Мегг работает вместо меня. Работа хорошая, место теплое.
Тут не поспоришь. В зимнюю стужу часто сквозняки ходили по поместья, зато на кухне всегда было
