Лука, заткнись, — шиплю я. — Ты сделаешь только хуже.
— По крайней мере, я, блядь, буду драться! — Лука смотрит на Алексея с такой ненавистью, которую я редко видел на лице мужчины.
— У них мои дети, — рычу я себе под нос. — Ссоры нас не спасут. Сохраняй хладнокровие, Лука.
— Он прав, — жестко говорит Лиам, его взгляд прикован к Ане. — Я ненавижу это так же сильно, как и ты, парень, но он чертовски прав. — Он переводит взгляд на Алексея, спокойный, несмотря на искорки в его зеленых глазах. — Чего ты хочешь, мелкое дерьмо? Ты уже забрал половину бизнеса Виктора. И я знаю, я знаю, у тебя есть планы на весь Северо-Восток, но подумай своей головой, чувак. Ни один человек не сможет вместить все это. Даже мой отец знал достаточно, чтобы пытаться заключать союзы.
Алексей ухмыляется.
— Значит, твой отец был таким же глупым, как и ты. Один человек может править чем угодно, если его достаточно бояться.
— Страх не заведет тебя далеко. — Мой голос остается ровным, несмотря на дрожь гнева, охватившую меня. Елена упала на пол, свернувшись в клубок, мужчина, наблюдающий за ней, навис над ней. Когда я смотрю прямо на Алексея, я вижу, как мужчина не слишком нежно опускает Анику рядом с ее сестрой. Это все, что я могу сделать, чтобы не впасть в ту же ярость, что и Лука, увидев, как Аника дернулась от боли, а ее сестра ахнула, потянувшись к ней. Катерина извивается в объятиях мужчины, который снова держит ее, отчаянно пытаясь добраться до девочек, но он держит ее слишком крепко.
— Страх заведет меня достаточно далеко. — Губы Алексея снова изгибаются в этой жестокой улыбке. — Видишь ли, Виктор, твоей проблемой был твой надоедливый моральный кодекс. Ты торгуешь сексом, продаешь женщин, наживаешься на современном рабстве. Тем не менее, ты считаешь себя выше других, потому что убиваешь дискриминируемо, отказываясь от изнасилований, редко подвергаешь пыткам. Ты думаешь, что правишь, потому что тебя уважают, но на самом деле ты всего лишь медведь без когтей. Старый гризли, у которого выпали зубы. И я здесь, чтобы сказать тебе, что страх заведет нас дальше, чем уважение, дальше, чем моральный кодекс. Видишь ли, Виктор… — он балансирует пистолетом в одной руке, его пристальный взгляд скользит по собравшейся группе, и мое сердце замирает в груди. — Разница в том, что твои мужчины точно знали, как далеко ты можешь зайти, — продолжает Алексей. — Один из них осмелился изнасиловать женщину с твоего склада, украсть ее девственность, потому что верил, что ты поступишь с ним милосердно.
— Я убил его, если ты помнишь, — отвечаю я сквозь стиснутые зубы. — Я бы не назвал это милосердием.
— В самом деле. — Алексей размышляет. — Пуля в голову. Более добрая смерть, чем я бы дал человеку, который обокрал меня. Но, видишь ли, мои люди боятся меня до такой степени, что этого никогда бы не случилось с самого начала. Ты знаешь, что я сделал с мужчинами дома, которые не смогли перейти на мою сторону?
От выражения его лица у меня в животе скручивается тошнотворное чувство.
— Нет, — тихо говорю я. — И не хочу.
— Я разрезал их на куски, пока остальные смотрели и благодарили Бога за то, что они выбрали правильную сторону. — Алексей возвращает пистолет обратно в руку, обхватывая пальцами его рукоятку. — От человека можно отрезать много кусочков, прежде чем он умрет. Некоторые теряют сознание раньше, чем другие, но все это часть веселья. Некоторые из твоих мужчин, перешедших на другую сторону, к концу делали ставки на то, кто продержится дольше всех.
Затем он хмурится, размышляя.
— Конечно, я потерял Михаила. Это было разочарованием, я думаю, он продержался бы дольше всех. Он был очень предан тебе. Достаточно лоялен, чтобы попытаться вывести всех твоих сотрудников, хотя ему это и не удалось.
— Что ты с ними сделал? — У меня болят зубы от того, как сильно я их сжимаю в попытке не потерять контроль. Не выкручиваться и не нападать на него, действие, которое имело бы катастрофические последствия для моей семьи.
Алексей пожимает плечами.
— Самых красивых и молодых женщин я взял на продажу. Мужчин, я застрелил, женщин постарше и уродливее я отдал своим людям, чтобы избавиться от них, когда с ними будет покончено. Некоторые мужчины трахнут все, что угодно, если смогут заставить лечь под них. Он ухмыляется. — Михаилу несколько раз удавалось уйти. Но не волнуйся, у меня есть люди, которые ищут его, пока мы разговариваем. Я бы сказал, что предоставлю тебе привилегию наблюдать, пока я смотрю, сколько фрагментов я смогу удалить, прежде чем он потеряет сознание. Но вы будете все уже мертвы.
— Нет!
С левой стороны комнаты доносится крик, и мое сердце замирает, когда я вижу, как Ольга делает шаг вперед, ее морщинистое лицо сморщивается, когда она умоляюще смотрит на Алексея.
— Виктор — хороший человек, — спокойно говорит она, протягивая руки. — Я знаю тебя, сынок, — тихо говорит она. — Я готовила тебе ужин, прислуживала за столом Виктора. Это не ты.
— Заткнись, ведьма, — огрызается Алексей. — Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты отойдешь назад и закроешь свой морщинистый рот. Я могу назначить тебе цену, учитывая твое умение вести хозяйство, но если ты не оставишь меня заниматься моими делами…
— Ольга, пожалуйста, — начинаю говорить я, но она продолжает говорить, высоко подняв подбородок, а ее водянисто-голубые глаза устремлены на Алексея.
— Жаль, что у тебя нет уважения к старшим, — бормочет Ольга. — Но что бы ты ни запланировал для меня, пощади Виктора и его семью. Он был добр ко мне и другим членам своей семьи.
— Я предупреждаю тебя еще раз, — глаза Алексея сужаются, рот поджимается. — Я не люблю терять деньги. Но ты выводишь меня из себя, старая сука. Ты должна знать свое место.
Но, к моему ужасу, Ольга не отступает. Вместо этого она опускается на колени, все еще протягивая руки. Я слышу вздох справа от меня, вероятно, Катеринин, но я не отвожу взгляд. Я не могу, потому что знаю, что будет дальше. И это моя вина.
Во всем этом моя вина.
— Я умоляю тебя, — говорит Ольга, неуклюже опускаясь на колени под тяжестью возраста, теперь более отчетливого, хотя ее старческий голос дрожит с оттенком страха. — Если в тебе есть хоть капля милосердия, не…
Грохот выстрела оглушителен. Елена начинает кричать, когда Ольга падает на пол, кровь, капающая из раны на ее лбу, хорошо видна. Ее пронзительные крики наполняют комнату, достаточно громкие, чтобы быть услышанными даже через временную глухоту от выстрела, и Алексей разворачивается на каблуках, на его лице явно написано раздражение.
— Заткни это гребаное отродье, — рявкает он. — Мне нужен только один ребенок живым, если она не заткнется нахуй…
— Нет! — Теперь очередь Катерины кричать. Она вырывается из рук мужчины,
