Нежно баюкая Глорию в своих объятиях, Райли взглянул на ее заплаканное лицо и красный распухший нос и не смог сдержать улыбки.
– Ты не хочешь рассказать мне все, дорогая? – спросил он.
Шмыгая носом, Глория кулаком вытерла слезы и спрятала руки в складках юбки.
– Мне всего девятнадцать, и я совершенно одна. Я никогда не думала, что мне будет так трудно.
В ее слабом голосе слышались обида и боль, и Райли невольно нахмурился, сознавая свою беспомощность.
– Что тебя огорчает, милая?
Не отрывая лица от его груди, Глория взмахнула рукой начертив в воздухе огромный круг.
– Всё это. Все вокруг. Мама и папа. Джейси и Ханна. Это ранчо. Рабочие. Я не знаю, что со всем этим делать. Я все только порчу. Принимаю неправильные решения. И мне совершенно не с кем об этом поговорить.
– Ты можешь поговорить со мной. – Глория покачала головой:
– Нет, не могу. Ты сам – тоже ошибка.
Райли вздохнул, соглашаясь, что Глория в общем-то права.
– Ты правда так думаешь?
– Смайли так думает.
– Смайли. – Торн пренебрежительно фыркнул. – Да будь я хоть золотоносной жилой, лежащей в земле у самых его ног, он и то нашел бы во мне какой-нибудь изъян. Ты ведь это знаешь, Глория.
Она кивнула, уткнувшись носом в шерстяную рубашку Райли.
– Да, это так. Он меня тоже упрекает. Он говорит, я должна вести себя как мужчина. Ты сказал мне то же самое две недели назад. А я не знаю, как это – быть мужчиной, как думают мужчины. Я даже не понимаю, что ты этим хотел сказать.
Райли невесело усмехнулся. «Что ж, ты сам напросился, дружок». Немного подумав, он пустился в объяснения:
– Я имел в виду, что ты должна принимать решения, полагаясь на свои мозги и интуицию, но не на сердце. Ты должна четко знать, чего хочешь, определять цель и твердо придерживаться своей линии. Ты должна быть готова к тому, что это может не всем понравиться. Но босс должен вести себя именно так. Это по-настоящему трудно, но тебе придется к этому привыкнуть.
Глория задумалась. Райли продолжал баюкать ее в своих объятиях, наслаждаясь неожиданной близостью. И тут Глория подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Тогда я знаю, что надо делать. – Райли улыбнулся:
– А ты времени зря не теряешь, верно? – Глория кивнула:
– Да. Я верну Хэнку деньги, которые у него украли. И еще я уволю Эйбела Джастиса и Картера Брауна.
Слова ее заставили Райли замереть. Он медленно покачал головой.
– Ты не можешь сделать этого, милая.
Глория склонила голову набок и прищурилась. Ее лицо выражало упрямую решимость.
– И почему же? – с вызовом спросила она. – Кажется, это я ношу имя Лолес, а не ты.
Глория стояла босиком, в ночной рубашке, в полутемном коридоре напротив двери в спальню Райли. Она знала, что Райли сейчас там, за дверью. У нее в ушах звучали сказанные ею сегодня обидные слова: «Это я ношу имя Лолес, а не ты». Бедный Райли. Весь вечер он просидел ссутулившись на кожаном диване в гостиной и так пристально на нее смотрел, что она никак не могла сосредоточиться на книге, которую пыталась читать. Даже Бидди почувствовала возникшее между ними напряжение и рано ушла спать.
Глория посмотрела на запертую дверь и задумчиво сунула палец в рот, легонько прикусив зубами ноготь. Она не должна этого делать. Не должна стучать в его дверь. Это неправильно. Что бы она там себе ни говорила, в чем бы ни убеждала себя, но трепещущее сердце знало правду о том, что привело ее сюда, в темный коридор. «Ты хочешь целовать его. Ты хочешь, чтобы он целовал тебя снова. Ты хочешь, чтобы он сжимал тебя в своих объятиях и…»
Дверь внезапно открылась. Появившийся в дверном проеме Райли, похоже, ни капельки не удивился. Пойманная с поличным, Глория широко раскрыла глаза, не в силах двинуться с места, не в состоянии произнести ни слова. Райли рассмеялся и покачал головой, как будто увидел что-то смешное.
– Глория, – сказал он. И это было единственное слово, которое он произнес.
Спокойствие Торна вывело ее из себя. Никогда не знаешь, что у него на уме. «Ну вот, тебя застукали. Так скажи же хоть что-нибудь».
– Хм-м, я думала, ты спишь, – пробормотала Глория. Райли, в рубашке и полотняных штанах, с босыми ногами, недоуменно поднял брови.
– Как видишь, я не сплю.
Он ничем не пытается ей помочь, черт побери! Просто стоит и смотрит на нее, такой огромный и ладный… такой… Глория тяжело вздохнула. Такой красивый, а глаза у него совсем сонные. К чувству неловкости примешивалось сознание вины. Глория опустила голову. «Да говори же наконец!»
– Я просто хотела… пожелать тебе спокойной ночи…
Окинув медленным, ленивым взглядом съежившуюся фигурку, Райли посмотрел в глаза своей несчастной жертве и покачал головой:
– Нет. Ты пришла не за этим. Так не одеваются, когда хотят пожелать спокойной ночи. Ты пришла, чтобы снова поиграть с огнем.
Глория возмущенно фыркнула в ответ на это самоуверенное замечание, но тут же почувствовала, как затвердели кончики грудей и сладко заныло внизу живота. Она мгновенно прикрыла руками предательски выступающую грудь и пробормотала:
– Ничего подобного.
Райли усмехнулся. Привалившие плечом к косяку, он сложил руки на груди и взглянул на Глорию из-под полуопущенных век.
– Ладно, нет так нет. Тогда… спокойной ночи, Глория. – Она подавила: вздох и гордо вздернула подбородок.
– Доброй ночи, Райли. Приятных тебе снов. – С этими словами она повернулась и направилась в свою спальню.
Но далеко уйти Глории не удалось. Райли схватил ее за край рубашки и притянул к себе.
– Иди-ка сюда.
В следующую секунду она оказалась крепко прижатой к мускулистому телу. Лишившись дара речи, она молча смотрела в темные глаза Торна. Губы ее приоткрылись, а по телу разливался огонь, поглощая остатки стыда и гордости. Но не желая сразу сдаваться, она отрицательно покачала головой.
– Не говори мне «нет», Глория. Теперь уже слишком поздно. – Хриплый голос Райли, казалось, скользил по ее коже, гладя нежное тело и освобождая его от одежды. – Ты стоишь здесь под дверью почти каждую ночь. Я слышу тебя. Я знаю, что ты там, в коридоре. Но на этот раз хватит. Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи мне.
Страшась собственных желаний, Глория молчала. И вдруг она прижалась к сильному телу Райли и… замерла, изнемогая от желания.
– Скажи мне, Глория. Скажи сама, – настойчиво просил Торн, глядя ей в глаза. – Посмотри, твое тело едва прикрыто ночной рубашкой, а волосы распущены, только мужу позволено видеть их такими.
