— Саш, привет.
— Карпов, слышал, тебя арестовали. Что за бред творится?!
Отключил телефон. Нет, зачем я Кравцова буду подставлять. Кто может помочь? Кто? Думай, Вовчик, думай! Ну конечно. Настало время и горе-папаше исправлять свои ошибки. Только вот звонить со своего телефона опасно, скорее всего, он прослушивается. Если Лапугин на этот счет еще не успел распорядиться, то другие, более могущественные люди, вполне могли подсуетиться. Остановил машину и пешком, огородами, пошел к дому отцовой крестной, бабы Нади. Благо, она жила близко, на стыке двух деревень. Уж она-то не выдаст!
***
«— Скажи, Кристи, а какие у тебя мечты?
— Хочу создать проект, по которому построят что-нибудь по-настоящему прекрасное, необычное, не побоюсь этого слова, фундаментальное, определяющее облик нашего города. Хочу, чтобы дедушка гордился мной.
— Он тобой и так гордится. Тобой невозможно не гордиться. Что еще?
— Еще я мечтаю путешествовать, увидеть, изучить поближе, в реальности, архитектуру разных стран и народов. Знаешь, был такой архитектор Фриденсрайх Хундертвассер. Надо же, смогла произнести! У него получались поистине поющие дома, свободные, олицетворяющие то, что будет вечно — радость, сказку и дух странствования. Его здания есть в Австрии, Германии, Швейцарии, Израиле, Новой Зеландии. Вот бы хоть на несколько из них посмотреть, побывать внутри, понять, как все это спроектировано. Одно дело, нарисовать, другое — облечь свои фантазии в архитектурную конструкцию, это же настоящее искусство. Хочу съездить в Китай посмотреть на гостиницу-арку и музыкальную школу в форме черного рояля со скрипкой, а еще в Польшу — там есть такой необычный дом, его называют горбатым. В Австралии тоже мечтаю побывать, увидеть своими глазами здание Сиднейской оперы, и в Мельбурне институт молекулярных исследований. А сколько необычных зданий есть в Америке. Я была когда-то в Нью-Йорке, но там ведь в каждом штате есть свои архитектурные шедевры, чего только стоит Центральная библиотека Канзас Сити. Представляешь, здание сделано в виде стопки книг, в Аризоне есть необычное сооружение в виде перевернутой пирамиды, центр музыки в Сиэтле — это совершенно невообразимое».
А что ты хотел, Вовчик, Кристина — прекрасная жар-птица, оказавшаяся по каким-то необъяснимым причудам судьбы в твоих объятьях, желая, видимо, чтобы ты ее немного приласкал, точнее, оттрахал от души. Но не надо себе льстить Карпов, ты ведь не лучший ебарь в мире... Помнится, я расстроился после того разговора. Ее желания и планы так отличались от моих, а самое главное, в них совершенно не виделось места для скромного лейтенанта милиции Карпова. Болван! Все люди разные и мечты у всех разные. Но разве это означало, что ее мечты нельзя было совместить с моими, сделав их нашими? Ладно, хватит вспоминать и распускать нюни. Ты должен все исправить. Слава богу, баба Надя позаимствовала мне старый жигуленок внука. В нем плохо работала печка, поэтому в салоне была ужасная холодина, а окна постоянно потели, впрочем, пустяки, главное, этот ретро-авто передвигался.
С отцом Кристины мы встретились в придорожном кафе. Среди дальнобойщиков, обедающих тут, он, в своем костюмчике с иголочки, дорогом галстуке и стильных очечках, выглядел несколько нелепо, словно пришелец с другой планеты. Посмотрел Сергей Иванович на меня недобро. Считает, видимо, что я не подхожу его дочери. Плевать… Мне вот тоже хотелось, чтобы у Кристины был более любящий отец, заботящийся, прежде всего, о ней, а не о собственной шкуре. Тогда все могло бы сложиться по-другому.
— Что случилось? — нервно поинтересовался он. — К чему эта конспирация?
— Мне позвонили похитители Кристины, их интересуют бумаги Роберта Евгеньевича, которые случайно оказались у меня, успел перехватить сына вашего друга первым.
Серей Иванович заметно напрягся.
— Что было в этих бумагах?
Не стал его жалеть.
— Компромат на многих всеми уважаемых людей нашего города, на вас в том числе. Если бы эти документы попали в прокуратуру, боюсь, многие головы полетели бы с мягких насиженных кресел, да прямиком на тюремные нары.
Теперь Сергей Иванович немного побледнел.
— Вы отдадите их похитителям?
Было бы что отдавать. Губы невольно растянулись в кривой грустной ухмылке.
— За Кристину я все готов отдать. Но у меня есть одна новость, которая, думаю, вызовет у вас противоречивые чувства. Можете радоваться, Сергей Иванович, тюрьма вам больше не грозит — бумаг нет.
Брови Калашникова вопросительно поднялись.
— Это правда?
— Да, в тот день Кристину выпускали из Сизо… я спешил, да и, честно сказать, не знал, что делать с этими чертовыми бумагами, а потом, в общем, мне было не до грязного компромата вашего верного друга, поэтому засунул документы в расщелину старой яблони. Затем мой коллега, неправильно интерпретировав информацию, решил проявить бдительность и посадил меня в каталажку. Придурок! Пока я там куковал, дом сожгли, огонь перекинулся на сад.
По холеному лицу Калашникова пробежала тень облегчения. За такую реакцию который раз захотелось дать ему в челюсть. Тоже мне, папашка.
— Теперь у меня нет бумаг, но думаю, похитившие Кристину люди в это вряд ли поверят.
После моей фразы мысли о дочери пришли-таки в голову главного архитектора города, поскольку в его взгляде появилась растерянность.
— И что теперь делать?
— Слава богу, я не совсем потерял голову в объятьях вашей дочери и бегло просмотрел содержимое конвертов. Самый явный человек, которому очень нужно, чтобы документы не стали достоянием общественности — Новиков Павел Александрович.
Имя звучало на всю область. Глаза Сергея Ивановича потрясенно расширились. — Нет, он бы не стал похищать Кристину, у нас с ним приятельские отношения.
Криво усмехнулся.
— Если вы, спасая свою шкуру, отдали Кристину своему хорошему другу-садисту для услады, то другие люди ради сохранения свободы да политической карьеры могут пойти намного дальше. На приятельские отношения уж точно наплюют с высокой колокольни. И вы должны знать, с кем был связан Новиков в девяностые годы.
Щеки Сергея Ивановича побагровели, опять задел его за живое. Правде всегда тяжело смотреть в глаза.
— Я ничего не знал о том, что Роберт шантажировал Кристину. И вообще, он сам толкнул меня на эту аферу, будь она неладна, без его прикрытия я бы никогда не решился. Роберт говорил, что сразу же уничтожил все бумаги, которые имели отношение к той истории.
Эх, сказать бы ему пару ласковых... Внезапно другая мысль пришла в голову.
Остальные люди, возможно, тоже не знали о существовании компрометирующих документов. Иначе вряд ли Швец, при всей его хватке и высокой полицейской должности, прожил бы так долго живым и здоровым. Новиков не тот человек, с ним шутки плохи, он бы не стал сидеть спокойно, зная, что в любой момент нелицеприятные факты его жизни могут выплыть наружу. Ведь вычислить, где бумаги, в принципе, не составляло большого труда. Что-то тут не так. Почему только после смерти этого старого волчары все засуетились?
