там до тех пор, пока жизнь не покидает их. Тела же их после этого следует в реке и оставить – на корм рыбам».
Кожей я чувствую взгляд ее голубых глаз. Вспоминаю, как ее пальцы когда-то блуждали по моим шрамам.
Мои волосы распущены. Хлещут по лицу. Мои тяжелые одежды тянут плечи вниз. Железо и золото.
Я теперь вешу как две девушки, чьи тела переплетены в страстных объятиях.
И она здесь, рядом, ее золотые волосы и нежная кожа ничуть не изменились за эти месяцы. Я чувствую ее жадный взгляд, застывший на моем холодном теле. Ледяной ветер проникает под мое батистовое платье, пронизывает меня насквозь.
Я высоко держу голову.
Я человек, и у меня есть ценность.
Я познала любовь. И я вся горю этой любовью, и она ослепляет ее. Принцесса встречает мой взгляд. Я вижу, как сплетенная ею паутина лжи медленно распутывается.
Мягкое «ох» – и ее рот плотно закрывается. Я захожу в воду. Один шаг, другой… Течение подхватывает меня и тянет вниз… вниз… вниз…
Река глубокая. Ее воды нежно несут меня к соленому океану. Подальше от зла, которое было раньше моей жизнью.
Красавица и Волшебная доска
Твое сердце выбирает человека, и ты его любишь. Это и безотчетное чувство, и осознанный выбор. Ты растишь свою любовь, как зерно. А если потребуется, то вырываешь росток с корнем, убивая.
Вместе темном и холодном девушка срывает покров с волшебной доски[13].
Берет ее в руки. Сделана она в форме сердца. В центре – монокль. Маленький диск из стекла. Она прижимает палец к отпечатку на нем. У девушки длинные волосы. Безжизненно лежат на спине, словно у мертвеца. Платье у нее белое. Впрочем, ее платья всегда белые. А ночь – темна. Ее глаза налиты кровью, сеточка сосудов, будто прожилки, рассекающие белоснежный мрамор. Она так устала, так давно и так сильно. Скрежет камня под ногами. В воздухе разносятся чуть слышные звуки, которые испокон веков сопутствуют повседневной жизни людей. Ночью в этом странном месте многое происходит. Всегда. Стены подступают все ближе. Грубые стены кривой башни, что высится над ее головой.
Чтобы создать такую доску, нужно быть настоящим мастером. Дело это непростое. И вот эта доска – она не ее. Получила ее от матери. Или ей кажется, что это было так. Доска лежала в коробке. В широкой и изящно сработанной. Внутри, завернутый в меха, лежал кожаный футляр. А в нем уже, под шелком и кружевами, сама доска. Она оставила и коробку и футляр, и меха и шелка, когда уходила. Мужчинам нравилась ее мать, но это естественно. Все случилось именно так, как и должно было быть, не лучше, но и не хуже. Люди все знали. Знали, что она такое, но не кто. Во всяком случае, до конца ее суть не удалось разгадать никому.
Она росла в замке. Ее воспитывали как леди, вот только ею она на самом деле никогда не была. Также как никогда она не была ребенком, даже в самом раннем детстве.
Бархатные простыни, драгоценности, духи с удушающим ароматом… Коробочки, инкрустированные перламутром. А в них – крошечные руны, хранящие так много смысла, так много знаний. Шелест шелковых ночных рубашек за богатыми расшитыми ширмами, тихие звуки ночи… Быть незаконнорожденной не так-то просто, все, что ей доставалось, – это косые взгляды. А иногда люди и их для нее жалели. Она была невидимкой.
Она провела свое детство, наблюдая за жизнью, забившись в дальний угол или примостившись на высоком подоконнике. Почти всегда она бродила по замку одна, но никогда не бывала одинока.
На самом деле мы никогда не бываем одни.
Она знала это сызмальства. О том, что бывают разные виды жизни. И быть частью этого мира можно по-разному. Наполовину здесь, наполовину там. Медленно скользить между мирами, присасываться к их границе, будто клещ к полнокровному телу. Она впитывала в себя краски других людей, пока не наедалась досыта. Но вскоре опять испытывала мучительную жажду. Пожалуйста, ну пожалуйста, хоть еще один глоток…
Она красива, но сторонится людей. Ее мать знала себе цену и понимала, что красота опасна. Тяжело быть той, на кого приятно смотреть.
Маленькие дети часто напоминают женщинам о тяжелых, полных волнений днях. О раздувшемся животе или истекающей молоком, тяжелой груди. Солнечный свет, преломляясь через оконное стекло, впивается в ее голубые глаза. Лучи отражаются в радужке, и кажется, будто она разделена тончайшей сеткой. Похожей на сетку от насекомых, что накидывают на кровать по ночам. Сетка эта необходима. Вдруг твое нежное тело придется по вкусу крошечным, ненасытным тварям? Груз забот слетает с ее плеч. Она чувствует, как люди бездумно отталкивают ее. Она не возражает. Она знает, что таким образом избежит страшной опасности. А еще она знает, что за ней всегда следуют дýхи… и ее мать.
Некоторое время они лежат вместе, завернутые в красивые ткани. Большая кукла, маленькая кукла. Перья в волосах, с которыми можно играть. Накрашенные губы, милые безделушки. Крошечная ручка в маленькой руке. Они заботятся друг о друге. Большая и маленькая. Яркая. Темная. Но всегда случается что-то ужасное. Они думают, что готовы ко всему. Но на самом деле нет.
Когда она была еще девочкой, ее мама разозлила кого-то важного. И люди навечно замуровали ее в собственной комнате, а ее забытый всеми ребенок превратился в призрака.
Кто это?
Дочь ведьмы.
Той шлюхи, которую замуровали в собственной комнате?
У нее был ребенок.
Тихое маленькое существо, которое боится людей.
Не в своем уме.
Прижимает ухо к стенам, слушает, прячется за занавесками.
Скрежет ногтей за стеной – иногда она его слышит. Говорят, что так бывает. Может, это крысы. Она часто касается холодных плоских камней и ждет, пока они не потеплеют. Тогда в ее тело проникает что-то неуловимое, какое-то знание. Иногда она вздрагивает. Может быть, это не сквозняк, а отголосок прежней любви? Может, это призрачная рука матери провела сейчас по волосам?
Люди говорят, что она выросла красивой. Это комплимент. И одновременно угроза. Она не знает, что значат эти слова на самом деле. Но люди теперь все чаще и чаще смотрят на нее. Отводят взгляд, а потом смотрят исподтишка. Лежа в холодной постели, теплыми руками она ощупывает края матраса, набитого соломой. Только здесь она чувствует себя в безопасности. Они хорошо ее одевают. Одевают и кормят.
