Книга Олигарх - Михаил Шерр

Княжну Анну старая графиня приняла очень сердечно и еще раз расспросила обо всех её светских неурядицах.

— Я Матвея и твоего брата в путевом дворце в Твери видела, он меня старую не узнал, хотела окликнуть, да они как ветер умчались. А брат твой вылитый дед, я как увидела прямо ахнула, мы ведь с ним познакомились когда ему то же шестнадцать было. Богатырь был, умница, а красавец, по нему все с ума сходили, красивее его только мой муж был.

Евдокия Семеновна улыбнулась и смахнула набежавшую слезу.

— А жена его, твоя бабка, дура была. Но он её любил. Она молодая после родов умерла, так Алексей второй раз жениться не стал. А ты на его матушку, на прабабку, похожа. Он и умом в неё пошел и способностью любить. У неё в молодости подруга была, Ксения Григорьевна Петрова, вот наверное у неё она и научилась мужа так любить, — поймав недоуменный взгляд княжны, старая графиня посоветовала.

— Блаженная она была, Ксения. Её могила на Смоленском кладбище, сходи туда поклонись.

Старая графиня устала, у неё начался кашель и буфетчик быстро подал горячий чай с какими-то травами. Горячий чай успокоил кашель и предал ей силы.

— Ты в эти салоны не выезжай, у тебя и повод есть, траур по батюшке, и никого не принимай. А ко мне приезжай, до лета я в Питере буду. Имения у вас за долги не отберут, а Алексей умница, он быстро ваши дела поправит. Эти глупцы за это время перебесятся и начнут сами тебя звать и напрашиваться к вам. А то, что Матвей безродный, не беда. Дед моего мужа холопом был когда в потешные убежал, а умер графом. Петр Алексеевич его послал с караулом арестовать боярина-изменника, чьим холопом он был.

Провожая княжну, старая графиня велела передать Матвею Ивановичу, что ждет его сразу же, как вернется в Петербург. Она знала, что первого апреля он должен быть на службе.

Княжна Анна последовала совету и выезжать стала только к графине, два-три раза в неделю. Когда Матвей вернулся в Петербург, он сразу же нанес визит графине и то же два-три раза бывал к неё.

Выполнение поручений брата требовало много времени и княжна не страдала из-за отсутствия полноценной светской жизни. Когда же у неё появлялось свободное время, то она с большим удовольствием читала и перечитывала свои любимые книги и те новые, которые она заказала по рекомендации господина лекаря.

* * *

Анна Андреевна сразу же рассказала мне о своих великосветских проблемах и при первой же возможности мы нанесли визит графини Евдокии Семеновны, а затем уже я один посетил несколько великосветских салонов. Но мои великосветские похождения закончились на посещении салона княгини Голицыной, когда на ровном месте произошла ссора с будущим нашим всё, Пушкиным. Я не понял почему вдруг он начал цеплять меня и всё понеслось к дуэли, но хозяйка сумела ссору погасить и попросила меня уехать.

Утром «ночная княгиня» приехала к нам с извинениями, в итоге инцидент был окончательно исчерпан, а с Авдотьей Ивановной у нас в итоге установились замечательные отношения.

Голицына похоже чувствовала какую-то вину перед Анной Андреевной и была сама любезность с ней и расставались они как лучшие подруги.

Проводив княгиню, сестра зашла ко мне в кабинет.

— Угадай, Алексей, что мне сказала княгиня о причине твоей ссоры с господином поэтом? — эта тема была мне неприятна и я не горел желанием её обсуждать, но обижать Анну тоже не хотелось.

— У господина Пушкина конечно очень бойкое перо, но от этого он не перестает быть сумасбродом и скандалистом. И ему в голову могло прийти что угодно. Например он мог приревновать меня к княгине, — я хотя и не хотел обижать сестру, но не сдержался и ответил ей с раздражением.

Но она не обиделась, а только рассмеялась в ответ.

— Как это не удивительно, но именно так и есть.

— Эта история подтверждает правоту графини Евдокии Семеновны, нечего делать на этих великосветских, — у меня чуть не сорвалось слово «тусовках». Я проглотил его и решительно закрыл эту тему. — Надо прекратить бездарно убивать время, делом надо заниматься.

Вечером приехал Сергей Петрович. Он завершил все намеченные продажи в Москве, Коломне и Нижнем, погасил все долги в Первопрестольной и был очень доволен результатом.

Надо было действительно делать дело и вопрос о продолжении светской жизни закрылся сам собой.

До начала лета я каждый день занимался окончательным наведением порядка в своих финансах и завершением своего образования. Это оказалось самым простым. Моих знаний 21-ого века оказалось более чем достаточно что бы успешно вместе с Василием и Иваном выдержать выпускные испытания и получить диплом университета. Я конечно просмотрел их записи лекций и ни каких проблем у меня не возникло.

А вот продажи столичной недвижимости забуксовали, приемлемых вариантов не было, а продавать дешевле намеченного не хотелось. Но покупатели в конце концов нашлись и в конце мая были подведены окончательные итоги.

Они были по-моему блестящие. После всех продаж и погашения долгов и меня остались четыре имения, дом в Питере и пятьсот тысяч свободных денег. Это плюс. А минус, долг целый миллион в Государственном заемном банке. Но это было намного лучше, чем предполагалось.

Сергей Петрович после завершения оздоровления моих финансов попросил две недели отпуска и уехал в Ригу.

Пока мы занимались финансами, я съездил в Нарву. Ничего криминального на тамошней мызе я не нашел, причина плохой отдачи от неё была простой, крестьяне занимались там в основном выращиванием ржи и почти все были на барщине.

Я не стал разбираться в причинах такого глупого ведения хозяйства и просто сказал бурмистру мызы, что если он до первого сентября не перестроит хозяйство, то я его выгоню.

Побывал я и на Пулковской мызе. Положение дел на ней меня пока вполне устраивало, быстрыми темпами заканчивалась одна стройка и начиналась большая другая. Пулковский бурмистр предложил построить большие теплицы. Я решил сделать специализацией мызы животноводство, а он предложил добавить еще и тепличное хозяйство.

Друзья детства успешно закончили курс университета. В демократию я решил не играть и сразу же заявил им, что они будут учиться дальше в Главном инженерном училище, три года на кондукторском отделение, которое готовило инженерных прапорщиков со средним образованием, а затем на двухгодичном офицерском, где давалось высшее образование.

Моё решение потрясло братьев, Вася даже заплакал, а Ваня хотя и сдержался, но с обидой спросил:

— За что, обижаете нас, ваша светлость, — от обиды он перешел на «вы» и впервые назвал меня светлостью, но видать понял, что это перебор и дальше продолжил обращаться как обычно.

— Мы, Алеша, мечтали закончить поскорее учебу и начать тебе помогать, служить кем-нибудь.

— И кем же вы собирались пойти служить? Наверное бурмистрами, — я так разозлился на братьев, что решил поиздеваться над ними. — Хотя нет, в бурмистры вы не годитесь, я же сдуру вам вольную дал, вот вы теперь и носами воротите. Тогда наверное пойдете в управляющие.

Увидев округлившиеся от удивления глаза братьев я перестал поясничать и уже серьёзно закончил.

— Да я сплю и вижу, что бы вы мне служили. Но только не абы как, а грамотными образованными инженерами. А в России лучшие инженеры готовятся а Главном инженерном. Закончите его, выпустят вас в армию офицерами, сразу подадите в отставку и будите мне служить. Я вас еще и в Англию на стажировку пошлю.

На этом наша беседа закончилась.

Глава 18

После долгих размышлений я решил не откладывать одно важное дело, попробовать подтолкнуть внедрение в России картофеля. До его массового распространения после очередного большого голода было еще пятнадцать лет.

В успехе этого дела в Новосёлово я почти не сомневался. Ян его знал и немного разбирался в агротехнике этой пока мало распространенной в России культуры и все мои и болотовские советы внимательно выслушал.

Но я решил картофель внедрить и в имениях под Питером. Для Пулковской мызы семенами я обзавелся с помощью Вольного экономического общества, где мою просьбу встретили на ура. Тут я рассчитывал всё держать под своим контролем, но помятуя всё рассказы о перипетиях картошки в России приказал клубни резать перед посадкой.

А на Нарвской мызе всё оказалось проще простого. Какими-то неведомыми путями о моих планах прознал один из помещиков из-под Ревеля, Федор фон Бок, родственник правдоискателя и вольнодумца, посаженного за это в Шлиссельбургскую крепость.

Фон Бок привез мне два мешка своего семенного картофеля