Эвелин подошла к дивану, начала складывать пижаму, и вдруг из кармана выпало что-то и звякнуло об пол. Ключ. Откуда? Смутно знакомый, похожий на ее собственный, от номера.
Ах да! Это же Бернар оставил ей ключ от своего номера: «Может, пригодится. У меня с балкона гораздо лучше видно рассветы».
— Рассветы! — вдруг вскрикнула Эвелин. — Как я могла забыть?!
Она схватила камеру, ключ и пошла в номер Бернара. Она же собиралась вернуть ему подарок! А любопытно, что подарок Себастьяна — автомобиль — не моргнув глазом оставила себе. А камеру возвращает потому, что, может быть, на самом деле не хочет расставаться?
Эвелин одернула себя: что за глупость?! Хочет, конечно, хочет! Она открыла дверь и вошла. Надо сказать, что в номере Бернара она была в первый раз. И почему, интересно, ей раньше в голову не приходило нанести ему визит?
Взглянув в окно, Эвелин замерла.
— Вот черт! А и правда!
Макушка ели, которая всегда мешала ей наблюдать рассвет с собственного балкона, и не то чтобы мешала, а так… немного портила картину, тут была абсолютно не видна. Из окна Бернара открывался потрясающий вид на озеро и на гору, из-за которой каждое утро величаво выплывало солнце.
Действительно, вид из его окна гораздо лучше! И ведь знал, что говорил! Привычным жестом она расстегнула кофр, достала камеру и включила ее. Нет, сейчас, конечно, далеко не раннее утро, но все равно красиво.
— Хоть картину пиши, — прошептала она и замолчала, испугавшись, что шепот запишется.
А с другой стороны — пусть. Пусть Бернар получит последний «подарок» от нее: эту запись, сделанную сегодня, когда они могли бы увидеться, но не увиделись.
Она продолжала блуждать взглядом и объективом по комнате. Внезапно ее внимание привлекла маленькая фотография на комоде. Эвелин подошла, положив камеру рядом. Та продолжала работать, но Эвелин забыла об этом. Она забыла обо всем на свете: в рамочке была фотография Бернара и маленького светловолосого мальчика. Оба смеялись, обнимая друг друга и прижимаясь щеками.
— Сын, — тихо произнесла она и почему-то всхлипнула.
Эвелин села на кровать, продолжая рассматривать фотографию. Такой забавный. Такой маленький. Очень похож на папу.
— Он, наверное, любит тебя больше-больше всех! — сказала она мальчишке.
Тот молчал в ответ и улыбался.
— Любит. — Эвелин откинулась назад и легла поперек кровати, сжимая рамку в руке. — А меня… А меня, видно, не очень. Если устроил такое…
Она задумалась: какой, интересно, была его жена? А смогла бы она сама, Эвелин, стать его женой? Ей приятно с ним. И как-то легко. Как с родным братом. Нет, Эвелин улыбнулась, вспомнив ночь в Фробишер-Бей, уже не с братом.
Пошла бы она за Бернаром на край света? Да. Ведь с ним не страшно в снежный буран. Он — спасатель. Его боятся все, включая медведей. Он и сам — медведь.
— Твой папа — грубоватый, неуклюжий, но добрый мишка, — сказала она, глядя на фото, и вдруг поцеловала Бернара. — И знаешь что? Я хотела бы прожить в его берлоге остаток жизни… Только ты ему не говори, ладно?
Почему так учащенно забилось сердце, когда эти слова слетели с губ? Эвелин испугалась, как будто Бернар мог сейчас слышать ее. А может, он прячется где-то в номере и тайком наблюдает за ней? Глупости! Он сейчас на острове. Тогда почему у нее такое чувство, будто кто-то наблюдает за ней?
Эвелин еще раз огляделась вокруг, посмотрела в окно, как будто прощаясь с этой потрясающей картиной, и ушла. А ключ отдала администратору. Может, она сюда и вернется когда-нибудь. Ведь Уилл Бентин сказал, что, разорвав контракт, она потеряет много денег. Может, и вернется, но уже совсем другим человеком… Ей надо подумать. Да. Ей надо как следует обо всем подумать.
Через десять минут автомобиль мчал ее в сторону Фробишер-Бей, и Эвелин не знала, что на шкафу в номере Бернара стоит включенная камера и продолжает кропотливо хронометрировать тишину. Не знала она и того, что вечером, через шесть часов, в эту комнату ворвался Бернар, которого предупредил мистер Бентин, но никого, разумеется, уже не обнаружил, кроме включенной камеры.
Он взял ее в руки и долго изучал файлы — от самого первого — до сегодняшнего, когда Эвелин забыла выключить режим записи, и, услышав ее последние слова, радостно взревел, как ревут весной пробужденные медведи…
Два месяца спустя
— Я вообще не понимаю, зачем было устраивать этот цирк! С вертолетами, веревочными лестницами… Ты бы еще танки на улицу выкатил!
Эвелин прихорашивалась перед зеркалом, а Бернар стоял позади, глядя на ее отражение, скрестив руки на груди, и улыбался снисходительной ироничной улыбочкой, которая всегда ее так бесила. Он был в костюме, Эвелин — в атласном темно-синем платье.
— Я вообще против таких публичных выступлений, ты же знаешь. Тебе еще осталось меня похитить из окна вот этой квартиры!
Бернар молчал, продолжая смотреть на нее.
— Ну? Или ты считаешь, что вся база должна была тебе аплодировать? Или ты думаешь, что это было здорово? Когда ты вчера при всех!.. со сцены!.. сделал мне предложение! Ты сумасшедший, Бернар!
Он лишь приподнял бровь. Эвелин вышла из себя окончательно:
— Ну что ты все время молчишь?! Что ты все время молчишь и улыбаешься?! Ты можешь мне сказать, чего ты теперь боишься?
— Тебя.
Она встала из-за туалетного столика.
— Бернар! Перестань молоть чушь! Я никуда не убегу больше! Буду жить вот тут, потому что квартира теперь моя. — Она обвела взглядом любимую сиреневую спальню. Мадам Роше недавно сделала тут свежий ремонт для Эвелин. Интересно, она для всех клиентов так старается? — И вообще! — Эвелин поправила локон, который выбился из прически. — Я устала! Вчера — банкет по поводу нашего возвращения! Сегодня — ужин у твоей мамы! Я не хочу. Слышишь?
Бернар склонил голову набок, как ученая собака.
— Ну что ты опять молчишь?! Я боюсь ее. Слышишь? Я не хочу…
Бернар подошел к Эвелин, взял ее за плечи и начал целовать.
— Что ты… мм… себе позволяешь! — Эвелин попыталась вырваться, но Бернар не дал ей шанса. — Ты мне всю прическу испортил! — вскрикнула она, отстраняясь. А потом снова потянулась к его губам, обвивая руками за шею. — Давай никуда не пойдем, а? Останемся здесь… У нас — целый вечер. Целая ночь.
Бернар отпустил ее, тяжело дыша:
— Эвелин, ты провокаторша! Но на этот раз я не поддамся. Нас ждут. Это очень важно, понимаешь?
— Да, конечно, понимаю! А ты еще и маменькин сынок, оказывается!
Он рассмеялся:
— Просто я приготовил для тебя еще один сюрприз.
— Сюр… Что?!! Опять сюрприз? — Она замотала головой, снова усаживаясь за столик, и принялась стирать размазанную помаду. — Нет, Бернар, слышишь, раздевайся, мы никуда не едем! Хватит мне вчерашних и позавчерашних сюрпризов! Весь Фробишер-Бей и весь Довиль и так запомнят тебя в лицо!
