Пять рассказов, которые вы прочтете дальше, называются так же, как другие мои книги, выпущенные ранее. Каждый созвучен по смыслу той из них, с которой совпал названием, и выглядит так, будто просто выпал из своего сборника.
Как цыпленочек, потерявший маму.
Или вагончик, отставший от поезда.
Получается, что каждый рассказ – это как бы такая «трайал версия» своей книги.
Мы (я и издательство) надеемся, что вы прочтете все пять рассказов и решите, какую из книг автора вам непременно захочется открыть следующей.
Апельсинки
Мы с сыном договорились не говорить папе про пирожки, которые съели.
В самом начале прогулки, обнаружив в крошечном кафе эти пирожки, мы с Дасей обсудили, что они явно целебные, раз такие вкусные, и единогласно решили купить пирожков нашему папе, который остался дома и болел гриппом.
Мы так и сделали, но дальше обстоятельства сложились иначе: мы продолжили прогулку, заплутали, устали, проголодались, а с собой ничего, кроме пирожков, не было…
В общем, считайте, что пирожков и не было вовсе.
– Мам, а это вранье, да? – задумчиво спросил сын на обратном пути.
Он явно переживал за папу, которому не досталось волшебных пирожков, и я решила его успокоить.
– Ну, скажем так, это частичная правда, Дась. Недоправда. Если бы папа спросил про пирожки, мы бы не стали врать, но он про них не знает, а значит, не спросит. Уточнит просто: «Как погуляли?» А мы ответим: «Хорошо» И не соврем, ведь правда?
Вранье – это когда вместо правды, ты подсовываешь свою версию. А тут – недосказанная правда, повернутая нужной стороной, недоправда.
Потом я напомнила ему историю про штаны, которые сшила ему моя подруга и которые он умудрился порвать в первый же день. Мы обрезали штаны по колено, и они стали бриджами. А на вопрос подруги, носит ли он штаны, он ответил утвердительно. Ведь не соврал же!
Но сын все равно чувствовал себя виноватым – будто украл у папы порцию удовольствия, съев его пирожки.
– Мы купим папе целый торт, хочешь?! – предложила я, видя, как переживает ребенок.
– Он утром сказал, что у него нет аппетита…
– Ну, тем более. Дась, не переживай, папа, в принципе, ничего не потерял, потому что про пирожки не знал…
Сын грустно посмотрел на меня и произнес:
– Но я-то знал!
В ЭТОМ ПРОБЛЕМА ЛЮБОЙ НЕДОПРАВДЫ – МОЖНО ОБМАНУТЬ ДРУГОГО, НО СЕБЯ – НЕ ОБМАНЕШЬ.
Сыну тогда было шесть лет.
Я – на седьмом месяце беременности.
Но я поняла, что будет правильно, несмотря на усталость и стремительно наступающую темноту, пойти и купить новых пирожков для папы.
Это будет самое верное и деликатное решение уравнения, в котором задействована такая переменная, как совесть.
Мне страшно не хотелось идти обратно через весь парк, но родительство – это всегда компромиссы в сторону интересов ребенка и его воспитания.
Мы с сыном так и сделали. В итоге вернулись домой ночью, уставшие, с натертыми ногами, но презентовали папе целебные пирожки. Чтобы снять груз с души и исключить возможность недоправды.
Я вспомнила идентичную ситуацию из своего детства. Мы с мамой пошли в кафе «Холодок».
– Только бабушке не скажем, – предупредила мама.
Мне было семь лет, в кафе я была впервые и переживала, что недостаточно красиво наряжена.
– Да брось, – успокоила меня мама.
В кафе мне было неуютно. Казалось, официантка понимала, что мы не завсегдатаи кафе, зашли по случаю, подкопив деньжат. Она была холодна, будто оправдывала название кафе.
Мы и правда зашли по случаю. Мама улетала завтра и хотела как бы впрок накормить меня положительными эмоциями.
На стене висел плакат. Там была нарисована женщина в белом чепчике, с подносом, полным яств, и подпись: «Обслужим культурно каждого посетителя».
На подносе стоял пузатый чайник в горошек, батон, котлеты и вазочка мороженого. Я подумала, что все, за исключением мороженого, я ем и дома. Зачем же ходить за этим в кафе? Кафе – в моем понимании – это возможность есть диковинную еду, которой нет дома.
Я заказала пирожное, мороженое и лимонад.
Ни того, ни другого, ни третьего дома не было. Дома был чайник, котлеты и батон.
– Бабушке не скажем, да? – волновалась мама.
Я понимала, чем продиктована просьба. Поход в кафе – это расточительство. А бабушка и дедушка живут по принципу: «Каждая копейка на счету». И меня растят заодно, приучая к экономии.
Проболтаться про кафе – это гарантированный скандал. Все пирожные и лимонады будут пересчитаны на килограммы гречки и выставлены в упрек.
С одной стороны, мне нравилось, что мы с мамой – сообщницы. Мы укутаны общей тайной. С другой стороны, я никогда не врала бабушке и дедушке.
Если бабуся спросит напрямую: «Вы были в кафе?», я не смогу соврать. То есть смогу, но бестолково и непрофессионально: покраснею как рак, занервничаю, и бабушка все поймет и обидится – и за кафе, и за вранье.
Я ела пирожное с чувством, что совершаю преступление. Я не чувствовала вкуса, мне было напряженно.
– Вкусно? – спросила мама.
– Да, – ответила я, запила вранье лимонадом и закашлялась.
