Мог ли представить режиссер, снявший прекрасное кино по не менее прекрасному роману, к какой ситуации применят цитату из него далекие потомки? Едва ли. Даже мы – эти самые потомки, не могли.
Но мы сумели привыкнуть к новой жизни. Точнее, смогли создать ее. Вернулись к истокам, как часто говорил Макс. Земледелию, собирательству, охоте и рыбалке, режиму дня, связанному с солнцем. Тотальной экономии ресурсов, вместо бездумного и расточительного потребления.
Бывшие бизнесмены кололи дрова и удили рыбу, укрепляли ограждение, ездили на охоту и патрулировали местность. Их жены выращивали овощи, собирали ягоды и грибы, стирали вручную, и латали прохудившуюся одежду. Дети, не мыслившие жизни без гаджетов учились по бумажным книгам под руководством бывшего декана исторического факультета, учительницы математики на пенсии – мамы Инны и бывшего ветеринарного врача, меня, то есть.
Видимость прежнего уклада жизни очень быстро сошла на нет.
Раньше информация лилась на нас терабайтами со светящихся экранов смартфонов, без которых большинство не могло провести и пятнадцати минут. Теперь, новостей не ждали, их боялись.
Как и связей с внешним миром, без которых раньше не могли.
Их было минимум. До зимы мы наткнулись на еще две ячейки выживших. Причем одной была просто глухая деревенька, в которой о заразе впервые узнали из наших уст. С другими случилось столкновение – они хотели наши домики в горах и ресурсы, а мы наглядно продемонстрировали необходимость быть осторожными со своими желаниями. Пришлось.
Саму зиму боялись и в то же время ждали. Ведь холод замедляет зомби, ослабляет их, как и…отсутствие пищи. Без живой еды они со временем просто сгниют. Исчезнут.
Оставалось этого времени всего-то дождаться. Вот только сколько придется ждать, не знал никто.
Зима выдалась суровой. Мы переселились в один коттедж, благо все они были построены из расчета на морозы. Будь это иначе, вряд ли смогли бы выжить. Не на таком морозе.
Даже забавно, как разные люди, запертые вместе на небольшом пространстве и напряженные до предела, учились взаимодействовать. Это было чуть ли не сложнее выживания, но мы смогли. Даже Коля так и не начал доставлять проблем, правда излишне увлекся презентованным нам в деревеньке самогоном.
И мы пережили зиму. Дождались первых робких теплых солнечных лучиков, мелодичного перезвона ручейков, бегущих с гор. Все дождались.
Вот только мы забыли, что все в этом мире имеет свойство заканчиваться. Рано или поздно, но всегда.
Правы психологи, что привычки опасны. Вот только раньше опасность редко была настолько глобальной. Чаще всего зависеть от привычек означало, например, так и не сбросить лишний вес, не уйти с неподходящей работы, зависнуть в отношениях с абьюзером.
Мы привыкли, что в кладовых есть продукты – пусть немного, но есть. Что в комнате, приспособленной под медицинский кабинет, есть нужные медикаменты. Что есть топливо для наших машин и генераторов – если экономить, то еще хватит. И, что самое главное, зомби остались где-то там, внизу.
Но, точно так же, как в прошлом, когда были уверены в незыблемости привычного мира с его скоростями и технологиями, мы ошиблись.
Глава 38
Снег почти сошел, обнажив плодородную землю. Жизнерадостные солнечные лучи согревали, играли в вечнозеленых кронах елей и на наших бледных лицах. По синему небу весело носились, подгоняемые ветром облака. В такую погоду хочется мечтать, радоваться, жить.
Обманчивая эйфория захлестнула почти всех. Женщин и детей, но не мужчин, хоть те умело это скрывали. Чем суше становились дороги, тем чаще они отправлялись «посмотреть, как там». И тем дальше уезжали. Брать с собой меня – хоть я и была единственной из женщин, владевшей оружием почти наравне с мужчинами, Рустам не собирался. Все бы ничего, вот только я уж слишком хорошо его знала. Чувствовала.
Видела каким он возвращается с очередного «рейда». Замечала, сколько все они берут с собой патронов и сколько их остается по приезду.
Кровь и грязь на одежде.
Я боялась спрашивать. Малодушно помогала поддерживать видимость того, что «вот картофана посадим, так вообще классно будет. Да и бабульки настоящего мяска чуток подгонят. Мы им защиту, они нам – пару-тройку курочек иногда. И нифига это не рекет, Ната».
И если днем у меня получалось, то ночью подсознание вновь зажило своей жизнью. Кошмары, которые мне почти удалось побороть, вновь вернулись.
- Насколько они близко? – голос еще сипел со сна. Я отставила на тумбочку стакан с водой и посмотрела в глаза Рустаму.
- Тебе приснился кошмар, - он притянул меня к себе, поцеловал в губы, отвлекая.
- Зомби, насколько они близко? – я отстранилась.
- Да заметили пару стад – маленьких, голов на пятнадцать-двадцать и то аж там, где нас с тобой нашли. Пошмаляли чисто на всякий случай. Наблюдательная ты моя.
Смело можно множить на два, а то и на три.
- Возьмите меня следующий раз с собой. Поупражняюсь заодно. А то за стиркой и готовкой растеряла форму.
- Да не вопрос, - помедлив, проговорил он, - Иди сюда.
Мы прильнули друг к другу, изголодавшиеся, не могущие никак насытиться после крайне редкого в долгие месяцы зимы секса. Забылись, потерялись в друг друге. Ускользнули от реальности не на долго.
Я не собиралась пугать остальных, делиться новостями. Пусть еще немножко поживут в счастливом неведении. Подольше бы.
Но теперь, когда переместила свои уроки на свежий воздух, стала снова брать с собой помимо ножа пистолет.
Вылазка с моим участием пугала меньше, чем ожидание возвращения ребят. А вот их скрытое недовольство беспокоило. Было что-то, чего они не хотели мне показывать.
Я впервые за больше чем полгода выезжала так далеко от лагеря. И ощущение – расстояния, скорости, движения будоражило и даже немного дезориентировало.
Отвыкла.
То, что поездка была дорогим и расточительным шоу специально для меня стало понятно по месту, где мы остановились, потому что «дальше грязно и можем застрять» и покинули машины. Сюда в принципе часа три-четыре пути от лагеря, если быстрым шагом.
Они так близко?
Лесок был негустой. Голые ветви кустов обзору не мешали. Мы двигались расслабленно, переговаривались даже. Как на прогулке. Вернемся и я популярно расскажу Рустаму, что именно думаю о…
Дорогое шоу, да? Ах, если бы. Если бы у меня действительно остался повод повозмущаться в лагере.
Сначала в ноздри ударил запах. Едва уловимый в свежем мартовском воздухе, но специфический. Такой не спутать. Смрад смерти. От него стынет кровь в жилах, волосы шевелятся на затылке, ледяные струйки пота змеятся по спине, мышцы напрягаются, готовясь унести своего обладателя подальше.
