– Очень богат, – дрожащим голосом произнесла она, – ария Кассандра Фарх передала сыну управление всеми ее имениями, у него четыре дома в Шалире, гостиницы, ресторации… – она сглотнула. – Вам нужен весь список?
– Нет, – я резко встала, отложив в сторону бумаги, – достаточно и этого. Велите подготовить экипаж, я выезжаю в Каранос, – и уже у двери: – Не переживайте так, я никому не расскажу.
Меня переполняла злость. Переодевшись, взяв подготовленные геррой Виларой документы и проконтролировав загруженные в другую карету подарки, я уселась в личный экипаж и приказала трогать. Мысли, обуревавшие меня, были мрачные. Значит, обманул. Опять. Никакой он не бедняк. Могла бы и догадаться. Особенно после того, как Велир прислал поздравительное письмо. Он радовался, гордился, что его сын женится на мне. Да и мать Тора была из Фархов, она бы точно не оставила сыночка без наследства.
Сейчас стали понятными и его нежелание ужинать в центральных ресторациях, гулять в дворцовом парке, и его нежелание общаться со знакомыми. Как только мы кого-то встречали, будь то друзья, бывшие учащиеся школы или коллеги, он быстро сворачивал разговор, буквально прогоняя их прочь.
Зачем Хорну было это нужно? Неужели опять давил на жалость? Он же должен был понимать, что рано или поздно все раскроется.
Я решила задержаться в интернате, чтобы не идти на свидание. Не хочу оправданий. Как же больно, когда тебя обманывают, даже в таких мелочах.
Сначала было торжественное открытие. Интернат состоял из двух зданий, соединенных широким крытым коридором – жилого корпуса и самой школы. Я поздравила персонал школы, сказала пару слов о доброте нашего короля Рема шестнадцатого, пожелала всем хорошо учиться и слушаться воспитателей, мысленно ужаснувшись как обыденно и пафосно звучат мои слова.
Затем подарила девочкам подарки. В основном игрушки. Куклы для девочек постарше, плюшевых зверят для малышни. Сироты были из разных концов королевства, их возраст варьировался от трех до десяти лет. Их одели в одинаковые бледно-розовые платьица и повязали всем одинаковые банты. Грустно, но одевать сирот в уникальные вещи не было возможности. Одежду оптом привозили из дворцовых швейных мастерских. Я не стала задерживать девочек во дворе, многие были смущены, испуганы, у некоторых в глазах стояли слезы. Позволив воспитателям отвести каждую в свою комнату, я согласилась на уговоры директора провести для меня обзорную экскурсию.
«А мы хорошо постарались», – думала я, с гордостью рассматривая добротную мебель, толстые ковровые дорожки на полу, красочные картины начинающих художников на стенах, придающих коридорам нарядный праздничный вид.
– Мы разобьем девочек по группам, в зависимости от возраста, – герра Фернанда не умолкала ни на секунду, – в школу отправятся с шести лет. А до шести у нас созданы специальные кружки, что-то вроде яслей, где малыши будут играть, рисовать, лепить из глины, учить буквы и цифры.
Я кивала, а сама думала, что зря не любила подобные мероприятия. Раньше я быстренько отбывала торжественную часть и торопилась уехать как можно скорее. Но ведь интересно же. Пусть в основном все было качественно продумано, но мой глаз иногда замечал недоработки и изъяны. Например, ступени сделаны слишком высокими, как для взрослых, детям трудно будет по ним подниматься. И потолки в классах. С одной стороны хорошо – много воздуха, но с другой… Люстры висят очень высоко, и вечерами будет не хватать света.
Придется еще раз пригласить строителей и переделать. Ступеньки уменьшить и люстры опустить пониже или поставить на каждой парте по лампе.
Дела с интернатом отвлекли меня от мыслей о Хорне, я даже забыла, что злилась на него. Когда мы въехали в Шалир, стоял глубокий вечер. Увидев знакомую одиноко стоящую фигуру у моих ворот в черном простом сюртуке с розой в руке, первое, что почувствовала – радость. Сердце забилось быстрее, губы сами собой растянулись в улыбке.
Карета остановилась, Хорн обернулся, ища меня напряженным взглядом в полутемном окне, и я вспомнила о его обмане. Настроение испортилось.
– Ты не пришла, – произнёс он, протягивая руку и помогая выбраться из кареты, – герра Вилара сказала, что ты на открытии интерната и вернешься поздно, я решил подождать у дома.
– Почему не зашел внутрь? – не взяв протянутую розу, отвернувшись, я пошла вперед и открыла калитку. – Подождал бы в саду или в доме.
– Зачем? Там все равно не было тебя.
Я молча шла по алее, Хорн уныло плелся за мной.
– Что-то случилось? – его голос изменился, в тоне проскользнуло беспокойство.
– К чему этот спектакль? Как долго ты собирался водить меня за нос? – не удержалась я. Обернулась и обвинительно ткнула пальцем в грудь. – Бедный служащий, снимающий коморку на чердаке, ворующий розы в королевской оранжерее, не имеющий денег заплатить за ужин в своем же ресторане. Три раза ха-ха-ха.
Хорн испуганно дернулся, словно защищаясь. В глазах мелькнул панический страх. Я с трудом подавила улыбку, стараясь выглядеть строго и непримиримо, так непривычно было видеть Хорна перепуганным до смерти.
– Я думал, что если один раз жалость сработала, то она сработает и во второй, – потерянно произнес он. – Ты из жалости согласилась на помолвку, значит, бедный жених более предпочтительней, чем богатый.
Я раздраженно развела руками. Как ребенок, честное слово!
– Ты же понимаешь, рано или поздно все бы открылось.
– В моем случае луче поздно, – пробормотал он и громче: – Конечно, после свадьбы я бы все рассказал, но тогда бы ты никуда не делась. А вот сейчас я боюсь, как бы мне не пришлось начинать все сначала.
Я вопросительно подняла бровь.
– Боюсь, что еще полгода поцелуев в щеку я просто не выдержу, – он прямо на меня посмотрел. Глаза в глаза. Голодным жадным взглядом, словно отпуская внутреннего зверя на свободу.
Сердце забилось где-то в горле, от волнения ослабели ноги.
– Жалость ни при чем, – выдохнула я вдруг севшим голосом.
– Что? – он подался вперед, отшвыривая розу в сторону, мышцы напряглись как перед броском.
– Я бы никогда не согласилась на помолвку из жалости, – повторила я, не разрывая взгляд.
Хорн вдруг крепко схватил меня за руку и потащил обратно, к еще не отъехавшей карете. Открыл дверцу, почти грубо затолкал меня внутрь и что-то крикнул кучеру, от шума крови в ушах я не услышала. Быстро запрыгнул сам и карета тут же тронулась, загрохотав колесами по брусчатке.
– Куда мы едем? – поинтересовалась я через время, видя, что Хорн не собирается ничего объяснять, а сидит напротив, вцепившись обеими руками в сиденье, и неотрывно на меня смотрит.
– В храм. Венчаться. Мне надоело тебя каждый раз спрашивать, – он говорил короткими рубленными фразами, словно гвозди заколачивал. – Ты любишь меня, я люблю тебя. Тянуть дальше бессмысленно.
– Но ведь сейчас уже поздно. Храм закрыт.
