Затем Стас принялся то ли чмокать, то ли нюхать макушку, бормоча что-то нечленораздельное.
Поймала самодовольную ухмылку бармена и вмиг просекла, откуда растут ноги у неконтролируемых Калининым нежностей.
— Ты что ему дал? — сдавленно пискнула я улыбчивому парнишке, натирающему белой салфеткой очередной бокал.
— Лекарство от грусти, — подмигнул мне этот наглец, и его улыбка стала еще шире, когда продолжающий меня беспощадно тискать Стас хрипло рассмеялся.
— Ты так вкусно пахнешь, Стрекоза! Как ягодка-малинка. Дай, я тебя попробую! — И слегка прикусил за шею.
О МОЙ БОГ!
Что ж ты со мной делаешь-то, чужой мужчина!
От неожиданно отрой ласки подогнулись колени. От следующего укуса и моего позорного падения под барную стойку спас Коленька. Он бесцеремонно, буркнув недовольное «Бесите!», легко разлепил нас со Стасом и в тысячный раз за сегодняшний вечер обхватил голову двумя руками, с сокрушенным видом плюхнувшись на высокий стул.
— Мне то же, что и ему! — безапелляционно потребовал у бармена Коля, кивая головой на продолжавшего загадочно улыбаться Стаса. Честно говоря, вечно серьезный Калинин в этот момент меня пугал.
— Так, стоп! Коля, я вас двоих не вывезу! Хватит пить!
— Ты не понимаешь, принцесса! Я тоже хочу улыбаться. Хотя бы недолго…
Бармен вопросительно стрельнул взглядом, как бы спрашивая разрешения. За это внутри меня даже мелькнуло чувство благодарности. Знала бы, как этот хитрый проныра умеет ненавязчиво спаивать наивных гопников, ни на секунду бы не повелась на простодушное выражение его серых глаз. Стас тем временем не терялся, обошел унылого Коленьку и вновь прилепился ко мне, теперь уже со спины, обхватив горячими ручищами за талию.
Стараясь абстрагироваться от жара упругого тела и щекочущей шею бороды, я продолжала беседу с Коленькой.
— Николай, у тебя совершенно другая ситуация! Тебе не надо пить, чтобы тупо улыбаться, тебе надо уже принять ситуацию и то самое, четкое решение, которое сложилось в твоей голове, и тогда любые глупые сомнения сразу уйдут прочь. Тебе надо немножко волшебства… Как льву требовалось немножко смелости в «Волшебнике изумрудного города».
Из всей моей проникновенной речи Коленька выделил для себя самое глупое, на мой взгляд, и вновь обратился к бармену.
— Что-нибудь волшебное есть?
— Конечно, — просиял тот, и принялся виртуозно смешивать неизвестно что в высоком бокале со льдом.
Мы все немного залипли на эффектных движениях мастера коктейльных дел.
— Зеленая фея, — с подозрительно ослепительной улыбкой пододвинул к Коленьке свое творение изумрудного цвета бармен, — Волшебство гарантировано.
Наверное, не пробудись в каждом из нашей троицы острая жажда волшебства, наутро мы наверняка проснулись бы в своей квартирке со старенькой, но добротной мебелью, скрипучими полами и кружевными салфетками. Однако, зеленый змий не оставил на это ни единого шанса.
Даже в моей голове дальнейшие события сохранились лишь короткими вспышками. Уверена, в головах Калинина и Коленьки они не сохранились вовсе, оставшись за гранью запоминающейся реальности.
Вместо доброй зеленой волшебницы в эту ночь нас посетила пьяная ведьма.
— Женюсь! — в какой-то момент хлопнул по столу Коленька.
— Давайте сделаем селфи! — поддержал его Стас.
***
Вспышка!
— Скрипка нужна! Скрипка… Скрипка… Скрипка… — как заведенный повторял Стас, хлопая то меня, то Коленьку по плечу.
— Да я же ее люблю!.. Любушку свою! … А она! — лысый широко развел руки в стороны, изображая колобка, — Она вот! И не сказала! Я думаю, ну поправилась и поправилась, пышечка моя, пирожочек сладенький, булочка сахарная. А она! А она — яйцо с яйцененком! Восемь месяцев! Восемь! Да я случайно узнал ваще от бабки левой, когда сиги в ларьке покупал!
— Коля, ты — козел! — одаривала я лысого нелицеприятными комплиментами. — Куда глаза твои вообще смотрели? Как такое можно было не заметить?
Я закатывала глаза к потолку, поражаясь его вселенской тупости.
Бармен внимал истории и улыбался.
Стас требовал скрипку.
Паганини, мать его!
— Так как куда? — разводил руками Коля, — Она ж у меня со всех сторон красивая! Кругленькая, румяная! Откуда мне было знать?!
— Неужто она тебе даже не намекнула? — саркастично поинтересовалась я.
— Да хрен знает… — задумался будущий отец.
***
Вспышка.
— Всего доброго, молодые люди, — улыбнулся, обходя нашу толпу, бармен, спеша нырнуть в пискнувший сигналом припаркованный неподалеку автомобиль.
Светало. Клуб закрылся пятнадцать минут назад, а наша троица продолжала толпиться на его крыльце, словно лебедь, рак и щука, которые не в состоянии договориться.
Я изо всех очень нетрезвых сил пыталась воззвать к разуму остальных своих собратьев по алкогольному опьянению, и увлечь парней по домам, дабы прийти в себя. Коленька метался взад-перед, охваченный какой-то необъяснимой решимостью срочно жениться. Стас уверенно требовал скрипку.
Таксисты, пасущиеся на стоянке клуба, не стеснялись проявлять отсутствие лояльности, открыто показывая, что нас таких красивых и активных, в своих навороченных логанах не повезут.
— Эй, ты, Гудвин! А ну-ка стой! — возмутилась я, отмахиваясь от требований Стаса, доставшего со своей скрипкой всех и каждого, как от назойливой мухи. — Гони сюда свою карету!
— Стойте! Давайте сделаем селфи!
***
Вспышка.
— Орел! Орееел! — орали мы в три глотки, стоя во дворе новенькой высотки, устремив взгляды на балкон пятого этажа. Как жаль, что вертолеты в голове не способны поднять нас ввысь, ведь тогда бы можно было поберечь связки.
Заспанная мордаха белобрысого парня удивленно воззрилась на странную компашку, пьяно покачивающуюся на утреннем ветерке.
— Калинин, ты что ли? — не поверил он своим глазам.
— Орел! Бери скрипку и бегом сюда! Свататься пойдем! — орал Стас приказным, как ему наверняка казалось, тоном. На деле же слегка охрипший голос звучал скорее капризно.
Орлов не стал выяснять подробности, а оперативно нырнул обратно в квартиру. Меня же вновь одолел наболевший вопрос, который тут же озвучил нервный Коленька.
— Стасян! Нахера нам скрипка?
— А как же Любовь?
— Так а причем тут любовь?
— Ты что?! После всего, что было собрался признаваться Любви в любви без скрипки? Совсем дурак? Теперь без скрипки никак!
Хлопнула входная дверь, и у подъезда появилась уже знакомая белобрысая мордаха, отчего-то улыбающаяся во все свои тридцать два зуба. И о чудо! В его руках наблюдалась изящная скрипка.
