Марго, Эйфелева башня
— Бросай меня и спасайся сам.
Прошу, хватаясь за поручни. В лёгких не осталось ни грамма кислорода, а ноги уже начинает жечь. Дикое желание спуститься обратно и купить новые билеты, с лифтом.
Исаев, гад такой, улыбается. Стоит на две ступеньки выше, наблюдая за моими мучениями. Как пытаюсь отдышаться и не свалиться в обморок. А мы только прошли первый этаж.
— Сама захотела, морковка.
— А ты не мог меня отговорить? Знал же, сколько тут ступенек. Будто на двадцатый этаж поднимаюсь.
— Выше, на сороковой, наверное.
— Сороковой?! Ром, ты же специально!
— Кто я такой, чтобы с тобой спорить? Ты решила, что по лестнице будет быстрее. Ещё и спор с Ником затеяла. Я не мог ничего сделать.
Конечно не мог! Ведь до этого ничего ни разу не делал, идя мне наперекор. Каждый раз слушал только себя и прикрывался нашим с ним спором. А теперь, внезапно, решил послушаться.
Именно в тот момент, когда я, признаю, решила несусветную глупость. Преодолеть больше двухсот метров вверх по ступенькам. Это ведь ни капли не интересно и не забавно.
Только хочется лечь поперёк и не двигаться. Или крикнуть вниз, чтобы люди не повторяли моих ошибок. Но их же куча. Постоянно мимо проходят другие туристы. Кто-то, как и я, останавливается и что-то говорит на незнакомом языке. Уверена, проклинает подъем.
Я люблю башню, очень. Но в этот момент могу легко согласиться с Исаевым, что она ужасна. Худшее, что могли придумать парижане.
— Если бы пытки ещё были разрешены, уверена, всех бы посылали сюда. Вверх и вниз.
— Хорошо, что во времена Сизифа* не было Эйфелевой башни, да? Давай руку, морковка, — Рома протягивает мне ладонь, ожидая. — Осталось совсем немного. А там — шикарный вид, фотографии, сувениры. И победа над Ником.
— Он давно уже поднялся.
— Никогда не узнаешь, если сейчас не продолжишь.
Рома просто задевает струны моей любви к спорами и победам. Удачно так задевает, зная все тонкости. Так что хватаюсь за его руку, продолжая двигаться.
В конце концов, от того, что я отдохну на пять минут больше, ничего не поменяется. Всё равно нужно добраться до вершины. А потом разобраться с Ромой за подставу.
Удивительно, но возможность загадать желание Нику — совсем не мотивирует. У меня вон ещё одно есть, которое может пропасть, если парень окажется проворнее.
Столько об этом думала, строила планы. Что лучше загадать, как больше времени провести вместе. А сейчас совсем не волнует. Приятно ожидание победы, но больше ничего.
— Почти пришли, — обещает Рома, оборачивается. Натягивает руку, заставляя не отставать. — Пару шагов и ты выиграла.
— Или проиграла.
Ник встречает нас возле конца лестницы. Спокойный, полный сил. Ни капли тахикардии, которая сейчас душит меня. Отхожу в сторону, сжимая ледяные поручни.
— Мог, ради приличия, притвориться.
Рома ещё что-то говорит брату, но я не слушаю. Просто вспоминаю, как вообще люди дышат. И любуюсь видом. Стальная сетка портит впечатление, но от мер безопасности никуда не деться.
Наверное, до этого было лучше. Любоваться Парижем не через клеточку, а в полной мере. Замечать мелкие детали, как народ снуёт по улочкам. Сейчас немного складывается впечатление, что я за решёткой.
Нет, можно подвинуть камеру телефона ближе, чтобы снять город без помех. Но смотреть в живую я, ведь, хочу тоже без сетки.
— Разочарована, морковка? — парень останавливается за мной, укладывая ладони сверху моих. Так, чтобы зажать в капкан своим телом, и мне не было куда деваться. — Потом съездим в ТЦ, там открытая площадка.
— Ты можешь быть хоть немного менее самодовольным?
— А ты можешь хоть иногда прислушиваться к моему авторитетному мнению?
— Авторитет, — смеюсь, позволяя себя невиданное. Откидываюсь на парня, упираясь спиной в его грудную клетку. — Мы никуда не поедем, пока я не увижу тут каждый уголок.
— Даже не сомневался.
Мы так и стоим, не двигаясь. Рома только перехватывает мои ладони, согревая. И подвигается чуть ближе, наклоняясь, и задевает лицом мою шею. Которая покрывается гусиной кожей от непонятных ощущений.
— Ром…
— Что?
— Ничего.
Абсолютное ничего. Вакуум в голове, такой приятный и лёгкий.
— Пошли, тут можно подняться чуть выше.
Рома тянет меня за собой, а я доверяюсь ему. Он ведь знает башню намного лучше меня, поэтому можно и не спорить. В исключительном случае, только сейчас.
Не знаю, сколько мы простояли у перил, но меня начало потряхивать от холода. Ветер, хоть и майский, но деляной. И сильный, треплющий волосы, даже косички не спасали.
Было бы странно ожидать другого, находясь на высоте почти триста метров. Ещё был третий этаж, но на него было страшно подниматься. Там, наверное, уже температура в минус ушла.
Ну, образно говоря. Если уж на втором этаже было зябко, то выше должно быть ещё хуже.
Следую за парнем, который уводит меня подальше от края башни. Вокруг носятся дети, едва не сбивая с ног. Когда я была маленькая — всегда сторонилась старших. Особенно в школе, была же какая-то иерархия. Одиннадцатиклассники казались вообще чем-то святым и ужасным, с кем не стоит связываться.
Когда я была одиннадцатиклассницей, я опасалась пятиклашек. Дикие люди, без стоп-крана в голове.
— Вот тут будет лучше.
И ладно, не согласиться с Ромой нельзя. Сетка вдали все ещё перекрывает обзор, но не так страшно. И ветра нет, и даже туристов. Закоулок, в котором мы вдвоём с Исаевым, тихий и спокойный.
— Ну что, морковка, теперь будешь меня слушаться?
— Ещё чего. Ты слишком высокого о себе мнения.
— Но это не значит, что я не прав. Подняться на лифте было бы намного быстрее и проще. И сейчас нашел лучше место. Пока сплошные плюсы, разве нет?
— Нет.
Да, но не собираюсь признаваться в этом парню. У меня хватает проигрышей перед ним. Включая те жаркие поцелуи на кровати и постыдное желание, чтобы сейчас они повторились.
— У тебя в генах заложено спорить, Маргош? Можешь хоть раз со мной согласиться?
— Не могу. Видишь, это действительно заложено во мне. Так и прописано в моем генетическом коде — не соглашаться с Исаевым.
— Язва.
Не знаю, что видит на моем лице Рома, но когда я оборачиваюсь к нему — парень начинает улыбаться. Словно заметил что-то, что я ещё не поняла. А я и не хочу понимать!
Вот этого всего мне не надо, спасибо.
