После 1933 г. страна Шиллера и Гёте была объявлена Гитлером «тысячелетним рейхом». Коммунисты и социал-демократы давали последние арьергардные бои и, будучи разъединёнными, всё сдавали и сдавали позиции коричневорубашечникам. Эрнст Ноффке в марте-апреле 1933 г. работал партийным инструктором в Руре и на Среднем Рейне, но уже в середине мая 1933 г. последовал его арест (правда, краткий). Затем он нелегально проживал в Берлине. А после 15 июля 1933 г. эмигрировал: через Данциг, Нидерланды, Австрию и Чехословакию – в Советский Союз[402], куда, между прочим, так хотела вернуться Эльза[403].
Оба они, Эрнст и Эльза Ноффке, конечно, и предположить не могли, какие испытания ждут их в «первом государстве рабочих и крестьян», где диктатура пролетариата обернулась сначала диктатурой партии, а потом – личной диктатурой вождя, развернувшего репрессии. Но в их случае всё было усугублено их собственным поведением.
Обо всём по порядку.
Ужасное
В Советском Союзе супруги Ноффке оказались в начале 1934 г. Сначала – в Ленинграде. В бывшей имперской столице, а ныне – «колыбели трёх революций» они работали в местном отделении издательства иностранных рабочих. Их адрес в городе на Неве – Апраксин переулок, дом 2[404]. Для тех, кто плохо знаком с Петербургом, но читает классическую русскую литературу, уточним: это – в считаных шагах от той части города, где «селил» своих героев Достоевский.
В чем состояли преступление и наказание супругов Ноффке? Там, в Ленинграде, они встретили убийство Кирова, ставшее предвестником новой и ещё невиданной волны репрессий. В начале 1936 г. их перевели в Москву[405], где уже находилась сестра Эльзы.
Звали её Альбин, и, как следует из показаний Эльзы, она была замужем за коммунистом Креппсом. Согласно воспоминаниям И. Вольфрам, этот человек, с которым отец говорил на немецком, носил фамилию Кребс (Инга ещё по-детски запомнила, что фамилия – от слова «краб»)[406]. Судя по всему, это был уроженец Керчи, заведующий «Издательским товариществом иностранных рабочих в СССР» (где работали они все) Михаил (Ихиэль) Евсеевич Креппс[407].
Как бы то ни было, в Москве началось нечто ужасное.
Согласно заявлению Эльзы Ноффке, поданному в Отдел кадров ИККИ (кстати, эта бумага была написана аккуратным почерком на вполне сносном русском языке), она и её муж Эрнст нашли семью Креппсов политически неграмотной – Эльза пишет: «[мы против них] выступали на собраниях и в стенгазетах»[408].
В деле самого Креппса в РГАСПИ (где он действительно разок упомянут и как Кребс[409]) есть несколько моментов, которые позволяют убедиться: речь идёт именно об этом человеке – в частности, говорится о том, что в Первую мировую войну он попал в плен к австрийцам, где и мог овладеть немецким языком. О его идеологических метаниях сказано следующее: «Был несогласен с НЭПом», «Считал неправильным высылку Троцкого», «Допускал в подборе работников гнилой либерализм»[410]. В итоге Эльза добилась того, чтобы сестра и её муж были… арестованы.
Между тем «ежовщина» всё набирала обороты. Эльза из-за связи с «неблагонадёжными» (с которыми она сама боролась) была уволена из издательства. Может быть, поэтому во время пребывания в Англии она и «не раскрывала своих политических взглядов, вообще никогда не говорила о политике»?![411]
Через «чистки» прошёл и Эрнст Ноффке: в 1937 г. он был заключен в тюрьму, но, к счастью, быстро вышел[412]. По состоянию на 1942 г. Эрнст и Эльза Ноффке тем не менее считались «проверенными людьми»[413].
Ноффке в ГРУ
То, как и кем Эльза Ноффке в начале войны была привлечена к работе на разведуправление Красной армии, нам пока неведомо. Правда, В. Лота выяснил, что готовила её к заданию будущий полковник (тогда капитан) Мария Полякова – знаковая фигура в истории советской военной разведки[414].
