— И вправду дурак, — со вздохом констатировала Тонина тетка.
— А у вас тут деревня умных, я понял, — буркнул Яр. Поднял валяющуюся у его ног тряпку и вернул на забор. — Без Тоньки — не уеду, — добавил упрямо.
— В дом тебя не пущу, — не менее упрямо парировала женщина.
— Ну и не надо, — огрызнулся Ярослав. — В машине буду спать.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
— А ты чем на жизнь зарабатываешь, мил человек? — поинтересовалась вдруг женщина.
— Заправки строю, — неохотно ответил Яр. Он чувствовал, что ему надо сесть, остыть и подумать. Понять — что он сделал и сказал не так. И какого черта его малиновая ведет себя так, будто он ее злейший враг.
— Строитель, что ли?
— Вроде того.
— Крышу у сарая поправить можешь?
Яр усмехнулся. А может, ну к черту это «посидеть и подумать»? Может, лучше заручиться союзником?
— А инструменты есть? Лестница?
— Лестница есть, — кивнула женщина. — Топор, молоток и гвозди тоже найдутся.
— Ну, давайте тогда сначала лестницу — надо же посмотреть, что там.
— Так вон, у стенки-то стоит.
Ярослав обернулся, посмотрел на крепкую деревянную лестницу, потом снова обернулся к женщине.
— Меня Ярослав зовут.
— Хорошо хоть, не Святополк, — после паузы пробормотала Тонина тетка. — На Славку откликаешься?
— Откликаюсь, — впервые за весь этот разговор вдруг улыбнулся Ярослав.
— Ну и хорошо, — женщина не улыбнулась в ответ, но лицо стало уже не таким суровым. — А меня Антониной Петровной звать. Да-да, — и тут все же улыбнулась на удивленный взгляд Яра. — Прямо как козу твою упрямую.
«Ничего, нам тоже упрямства не занимать», — думал Ярослав, поднимаясь по лестнице на крышу сарая.
***
— Ну хватит! — тяжелая тетина ладонь шлёпнула мне по заднице. — Поревела — и будет.
— Я не реву! — промычала я в подушку.
— Оно и видно.
Тётушка еще похлопала меня по бедру — так, как хлопают лошадь по крупу.
— Хватит, говорю, слезы лить. Мальца напугаешь.
Странно, но это подействовало. Я села, хмуро глядя в пол. Тетка протянула мне платок, и я принялась вытирать лицо.
— Он уехал?
— Этот уедет, как же, — хмыкнула Антонина Петровна. — Вон, на крыше сидит.
— Зачем на крыше?!
— Так строитель же. Пусть починяет.
Я вскочила с кровати и подбежала к окну. Так и есть. Противный Огарев стоял на крыше сарая. На самом краю, ирод!
— Он же сейчас упадет!
— Ну и упадет, тебе что за печаль? Сама же гнала прочь. Или вилы с граблями вниз положить для мягкой посадки?
— Тетя! — я плюхнулась на кровать рядом.
— Что — тетя? — Антонина Петровна привычным жестом обняла меня, а я привычно устроила голову ей на плече. — Ну повалялась в характере, ладно. Оно, может, и полезно. Но в бутылку-то не лезь. Сбегать, не сказавши — тоже не по-людски.
Я лишь буркнула невнятно тетке в плечо. Если рассказывать — так надо все рассказывать. В том числе и то, как я чужого мужика в день свадьбы в дом свой пустила. Да не только в дом — в постель. Вспомнив весь это водевиль, я даже застонала. Нет, Тоня, по-людски — это точно не про тебя.
Тетушка погладила меня по голове.
— Ну будет тебе убиваться, будет. Если он тебе наговорил чего сгоряча — а парень-то он у тебя скорый да горячий, это видно — ну так чего люди не скажут в сердцах. Зато отходчивый — это хорошо. — Я сидела, слушала тетку и думала, откуда она так хорошо Ярослава успела узнать. А тетя продолжила. — Одумался ведь, приехал.
— Он не за мной приехал, а за ребенком.
Тетя даже наклонила голову, чтобы заглянуть мне в лицо.
— Вот ты вроде не на сносях еще, срок маленький. А живот уже вон как на головушку-то давит…
Я подняла голову с тетиного плеча и капризно надула губы. Прямо как Виолетта. Если честно, я себя не узнавала. То обмороки, то слезы, то капризно надутые губы. Не-е-ет, Ярослав Огарёв точно меня испортил! Во всех смыслах. Устыдившись, губу я свернула обратно.
— Не нужна я ему, тетя, — я снова вернула голову на плечо тетушке. — Если бы не ребенок — вот ума не приложу, откуда узнал — и не вспомнил бы про меня.
— А так, значит, ему дитя срочно понадобилось, что вынь да положь? — елейно поинтересовалась тетя.
— Угу.
— Эх, Тоня, Тоня, — еще раз погладила меня тетушка по голове. — Не бывает так, что мужику ребенок без бабы нужен. За тобой он приехал, дуреха. За тобой. А дите — это уж к тебе как приложение.
Я молчала. Мне было что ответить на это. Но я подозревала, что у тети найдется ворох еще таких же убойных аргументов.
— Пойдёмте картошку копать.
— Пойдём, — легко согласилась тетя. — Воды работнику захвати, жарко. Или лучше квасу.
— Обойдется.
— Ох, выдеру я прут из веника…
Я неверяще обернулась. Он уже и тетю против меня настроил!
— Иди-иди, — Антонина Петровна улыбнулась. — А я таки квасу работнику прихвачу.
***
Работника мы застали внизу. Слез, окаянный, с крыши. А еще, знаете, что он сделал? Он снял футболку и повязал ее на голову наподобие банданы. С голым торсом, с этими своим плечами, с ровной русой порослью на груди, немного небритый и сероглазый, в модно потертых джинсах и с топором в руках он выглядел так, будто сошёл с постера с гламурными канадскими лесорубами.
— Смотри, не застудись, — сладко пропела я. Очень хотелось снять с ноги калошу и вмазать ему прямо… куда-нибудь.
— Без малиновых разберёмся, — мрачно ответил Ярослав, а потом расплылся в улыбке. — Ой, спасибо, Антонина Петровна, большое!
Смотреть, как Огарёв пьет квас, я не стала, а гордо протопала к огородному забору. У нас там картошка не докопана!
***
Покопать нам дали примерно час. А потом раздался рев раненого бизона. Я чуть ведро не выпустила из рук. Обернулась. По рыхлой и пылящей земле, запинаясь в ботве, к нам мчался Огарев.
— Какого хрена ты ведра таскаешь? — он еще не подбежал, но уже орал. — А ну поставь!
Я поставила. Не потому, что послушалась. А потому, что руки чесались. Что за моду взял — на меня орать?
— Твое какое дело?!
— Ты беременна МОИМ ребенком! Тебе нельзя поднимать тяжёлое!
— Ой, это я недоглядела! — тут же принялась оправдываться тётушка. Моя острая на язык тетушка оправдывалась! — Только отвернулась, а она вишь чего. Ну, Тонька!
