Книга Песня учителя - Вигдис Йорт

В понедельник, девятого мая, Лотта Бёк проснулась в маленькой квартире в центре Пирея. За ночь она несколько раз открывала глаза и не понимала, где находится, но поняв, сразу вспоминала увиденный в четверг фильм. Сперва ее захлестывал стыд, но следом за ним приходило облегчение от того, что она уехала.

Датчанка, которая была ее контактным лицом на складе в Элиниконе, прислала ей сообщение о том, что прийти нужно в десять и с собой взять что-нибудь перекусить на обед. Рабочий день продолжается с десяти до пяти, однако, если нужно, можно пробыть там и дольше.

Часы показывали самое начало восьмого, но резкий солнечный свет прорывался в щель между плотными шторами. Лотта встала, отдернула шторы и открыла дверь на крошечную верандочку. Людей на улице внизу не было, поэтому Лотта вышла на веранду прямо в ночной рубашке. Здесь, в спокойном районе далеко от порта, квартиры стоили дороже. Ни магазина, ни кафе Лотта поблизости не разглядела, а ей нужно было и позавтракать, и купить еды на обед. Впрочем, хорошо, что до того, как она сядет на автобус до склада, у нее есть чем заняться.

Она приняла душ, натянула джинсы, надела простую хлопчатобумажную рубаху и вышла на улицу. Лотта спокойно брела, пока не увидела пожилую женщину на мопеде. На багажнике лежала авоська с продуктами. Тогда Лотта развернулась и двинулась туда, откуда выехала женщина, одновременно глазея на незнакомые названия улиц. Через пару кварталов она обнаружила небольшой супермаркет, где купила хлеба, нарезки, молока, кофе, воды и туалетные принадлежности. Вернувшись в квартиру, она сварила кофе и расположилась с чашкой за столиком на веранде. Лэптоп она не открывала.

Автобус из Пирея до Элиникона идет полчаса, но Лотта боялась опоздать и выбрала тот автобус, что уходит в пять минут десятого. Она нашла остановку, но в четверть десятого автобус так и не приехал, и Лотта испугалась, что перепутала остановки. Она убеждала себя, что работа, на которую она собирается, все равно добровольная, но это не помогло – нет, она должна туда попасть. Наконец автобус приехал, водитель взял с Лотты два евро, махнул рукой, приглашая ее войти в салон, и от детской радости у Лотты перехватило горло.

Всю поездку она едва сдерживалась, чтобы не заплакать, причиной были смущение и волнение, которых она сама не понимала. Может, этот фильм проник намного глубже ей в сердце? Или она боится, будто все решат, что она сбежала от чего-то постыдного? Но ведь эти чувства в ней – не оттого, что она выбрала такой способ «помочь».

Спустя полчаса она вышла из автобуса вместе с другими пассажирами, которые устремились к воротам – похоже, это был центральный вход на огромный, видавший виды бетонный стадион. Среди пассажиров были подростки – как юноши, так и девушки – и множество ее ровесниц. Лотта напомнила себе, что вовсе не обманывается: она понимает, что это шаг в сторону, а не по направлению к чему-то. И если решил потратить усилия, одновременно постигая новый язык и осознавая новые перспективы, то, наверное, сортировать одежду для беженцев – не самый неправильный выбор?

Возможно, любая человеческая деятельность имеет свои отрицательные стороны, но если уж выбирать наименьшее из зол, то, наверное, это то дело, которым она и собирается заняться.

Когда перед входом собралась толпа, Лотте показалось, что на лицах у некоторых она видит знакомое смущение. Значит, она такая не одна, хоть и думает иначе.

Лотта отыскала датчанку, выступающую здесь координатором, и та, похоже, даже не заметила распирающих Лотту чувств. Она поинтересовалась, что именно Лотта хочет сортировать – одежду или обувь, и тут Лотта с выбором не колебалась. Спустя пять минут ее вместе с другими желающими провели по заваленным одеждой помещениям. Возле гор одежды стояли и сидели люди, которые копались в ней, словно искали там что-то. За горами одежды последовали сваленные в огромную кучу спальные мешки, постельное белье, одеяло и полотенца, а дальше они попали в зал, посреди которого вырастали горы обуви, воскресившие у нее в памяти знакомые картины.

Датчанка кратко ввела их в курс дела. Обувь сортируется в зависимости от размера, пола и времени года. Вдоль стены выстроились картонные коробки: «Муж., зима, 44», «муж., зима, 46», «муж., зима, 42». Непарная обувь складывается в отдельную кучу.

Вопросы есть?

Вопросов не было. Датчанка кивнула сухощавой пожилой женщине лет семидесяти, не меньше. Ее звали Эйрини Прекор, и она была опытным независимым волонтером.

Улыбнувшись новичкам, Эйрини Прекор взяла со стола пригоршню резинок и убрала их в карман синего рабочего халата. Затем она уселась возле кучи обуви, вытащила пару поношенных кроссовок, посмотрела на подошву и объявила: «Man, 47![8] – После чего спросила: – Spring or autumn?[9] – И сама же ответила: – Too used for autumn. Spring»[10]. Она стянула кроссовки резинкой, подошла к коробке с надписью «Муж., весна, 47», положила кроссовки в коробку и вернулась на прежнее место.

Семеро новичков взяли со стола резинки и, рассовав их по карманам, разошлись к обувным кучам. Лотта постаралась встать поближе к Эйрини Прекор. На самом верху валялись белые новенькие кроссовки, похожие на те, что остались у нее дома. Размер 38, весна или лето? Весна. Лотта стянула их резинкой, встала и направилась к коробке «жен., весна, 38». Детские зимние сапожки на меху, размер 32, тоже отправились в соответствующую коробку. Назад к обувной куче – за день ее точно не разобрать, но это и не требовалось. Мужские сандалии, 40 размер, на маленькую мужскую ногу или для подростка. Впрочем, ни один норвежский подросток на такие сандалии даже не взглянул бы. «Муж., лето, 40». Одинокая синяя кроссовка отправилась в коробку для непарной обуви.

Часы пролетали.

Десять минут третьего Эйрини Прекор объявила перерыв на обед и повела их мимо одежды и белья к выходу, где были расставлены столы и стулья. Эйрини Прекор вытащила из рюкзака контейнер с домашним салатом из тунца и термос с чаем. Все остальные, в том числе и Лотта, достали йогурты, сок и багеты с ветчиной. Эйрини Прекор спросила новичков, откуда те приехали. Англия, Австралия, Испания, Германия, двое из Швеции и Лотта из Норвегии. Чем она занималась у себя на родине, никто не поинтересовался, но молодой швед рассказал, что закончил пединститут в Гётеборге, а шведка добавила, что она тоже по образованию учитель, но училась в Уппсале. Эти двое перешли на шведский и принялись обсуждать педагогическое образование в Швеции. Лотта молча жевала багет. Наконец Эйрини Прекор поднялась, за ней – остальные, и все они вернулись в обувной зал.