Я забираю ожерелье у нее из рук, прежде чем проталкиваю ее запястья между нашими телами.
- Я делаю то, что должен, - признаюсь я.
Она медленно кивает.
- Вот почему ты принял решение держать меня у себя. Вместо того, чтобы избавиться от проблемы, после того как понял, что я была целью, что была уже мертва, - она горько смеется, - ты знал, что можешь использовать меня.
Я этого не отрицаю. Я и есть чудовище. Но в этом было нечто большее - нечто более значимое, чем просто приманка для Дженнифер Майер.
- Мне нужно было знать, каково это запереть женщину в подвале, - говорю я. –И услышать ее крики и мольбу о пощаде. Чтобы ее отпустили на свободу... Мне нужно было знать, что я не сломаюсь.
Ее брови сходятся вместе.
- «Это место было предназначено не для тебя», - шепчет она. - Именно это ты и сказал, когда привез меня сюда. Я все слышала.
Я никак не могу оставить ее. Мне больше нечего сказать, и я должен уйти. Но я не могу оставить ее.
- Я все еще здесь, - говорит она, откидывая голову назад. - Ты еще не воспользовался мной, а я все еще здесь, - она приподнимается на цыпочки и шепчет мне прямо в губы. - Я не думаю, что ты хочешь отпустить меня, Люк.
- Ты ничего обо мне не знаешь.
- Я знаю, что им потребовалось шесть месяцев, чтобы найти меня, - говорит она с вызовом в глазах. - Отчасти это была грязная тайна Хадсона, но другая причина, по которой они не нашли меня сразу, заключалась в том, что ты убил единственных людей, которые знали обо мне. Ты столкнул меня в овраг, чтобы я была в безопасности, пока ты избавляешься от плохих парней. В ту ночь ты меня не убил. И до сих пор не сделал этого.
Я тяжело выдыхаю...
- Я не герой. Я далек от этого... Если бы ты видела мое лицо в ту ночь, я бы убил тебя. Все очень просто.
- Нет. Я так не думаю. Ты не убил меня тогда, и ты не убил меня в переулке.
- А должен был. - Мне следовало поступить иначе. Эта ситуация кажется опасной.
Она пытается высвободить руки, но я прижимаю их к ее бокам, нне позволяя ей прикоснуться ко мне. Она встает между моих ног, тесно прижимаясь ко мне, и каждая клеточка моего тела воспламеняется.
Я балансирую на краю пропасти. Контроль ускользает. Это нужно прекратить.
- Я отведу тебя в постель, - я разворачиваю ее и хватаю за талию. А затем тащу ее к койке. – Игры закончились. - Она просто морочит мне голову.
Пока я укладываю ее на матрас, она наблюдает за мной. Я собираюсь уйти, но она хватает меня за руку. Она недостаточно сильна, чтобы заставить меня остаться, но меня останавливает не это. А ощущение ее пальцев, переплетающихся с моими.
- Я слышу, как ты, - выдыхает она, - разговариваешь сам с собой. Разговариваешь со стенами. С подвалом, - она встает на колени, почти поравнявшись со мной. Ее пальцы тянутся к моему лицу, и я отстраняюсь.
- Позволь мне, - шепчет она. Это не просьба и даже не требование. Отсутствие страха и отвращения в ее голосе успокаивает мою кровь, и дыхание замедляется, когда мягкие подушечки ее пальцев находят неровные шрамы на моем лице.
- Хадсон сделал это с тобой, - произносит она.
Моя рука обхватывает ее запястье, и я останавливаю ее.
- Ты довольно хорошо его раскусила, - говорю я и отодвигаю ее на пару дюймов от себя, мне нужен воздух, чтобы подумать. Ее запах буквально окружает меня, крадет гребаный здравый смысл.
- Ему нравилось наносить мне эти шрамы. Он был ненормальным, Макенна. Хищник-садист, которому нравилось причинять боль. В ту ночь, в овраге, я сделал свой выбор. Да, я пощадил тебя. Но не спас. Не путай два этих понятия. Я был сосредоточен на том, чтобы покончить с Хадсоном, а ты просто мешала.
- А почему он тебя порезал?
- Если ты не можешь убить своего врага, то покалечь его, - отвечаю я. - Он пометил меня, потому что был грязным копом, но все же копом. Шрамы на моем лице делали меня более узнаваемым. Это ведь полицейские штучки, верно?
Она не отвечает, но я вижу боль в ее глазах, пока она изучает меня
- Господи, Макенна. Поспи немного. Твое поврежденное сознание издевается надо мной, - я пытаюсь уложить ее на спину, но она не отпускает мою руку.
- Эти голоса отвечают тебе, да? Я тоже их слышу. Называют меня ребенком. Наивным ребенком, что поверил ему. Я же офицер полиции. Я была детективом. Меня учили распознавать отклонения в поведении преступников, и все же я упустила все признаки, которые он проявлял.
Я крепко сжимаю ее руку. Какое дерьмо осталось от "хорошего" парня. Я не знаю, что еще можно сделать. Возможно, заставить ее увидеть правду было неправильным решением. Невежество гораздо добрее к ее чувствам.
Я ставлю одно колено на кровать и снова пытаюсь уложить ее, чтобы она отпустила меня.
Ее руки обвиваются вокруг моей шеи.
- Давай устроим представление стенам. Вотрем его в лицо Хадсону. Пусть он посмотрит, как ты меня трахнешь.
Член мгновенно реагирует, хотя мозги знают, что лучше для меня. Я пытаюсь высвободиться из ее объятий, но она цепляется за меня, упираясь бедрами прямо в затвердевшую длину, спрятанную в штанах.
- По-моему, ты свихнулась, - говорю я. - Это извращение.
Она смеется.
- Мой похититель называет меня извращенкой, какая ирония судьбы, - она теснее прижимается ко мне, двигая бедрами, уничтожая остатки моего контроля. - Трахни меня, Люк. Давай дадим голосам то, о чем они действительно говорят.
Я на мгновение закрываю глаза, просто чувствуя, как ее мягкое тело обволакивает меня... легкое прикосновение ее дыхания к моему рту. Я удерживаю каждую унцию контроля и хватаю ее за бедра. И затем бросаю ее на матрас.
- Нет, - мой голос звучит строже, чем я чувствую себя на самом деле в этот момент.
Ее ноги обвиваются вокруг моих икр, и, лежа подо мной, она шепчет:
- Иди ко мне. У меня есть секрет.
Я думаю, что сломал ее.
И все же я хочу глубоко погрузиться в нее, чтобы заставить ее забыться.
Я и сам хочу забыться.
Она елозит бедрами, привлекая мое внимание к промежности, раздвигая ноги в стороны для меня, и это самая сексуальная гребаная вещь, которую я когда-либо видел.
Боже, помоги мне, я склоняюсь над ней, накрывая ее тело своим. Прямо сейчас я – мазохист. Мучая себя прикосновением ее тела, желая ее так сильно, что могу затеряться во всем этом вместе с ней.
Затем моя шея встречается с холодным давлением стали.
Глаза Макенны теряют сексуальную и несфокусированную дымку, когда она поднимает глаза прямо на меня. Она сжимает рукоятку моего охотничьего ножа в левой руке, /целясь лезвием прямо в артерию на моей шее
