— Поставь, — не терпящим возражений тоном потребовала профессор.
Я сглотнула и очень осторожно вернула крысу в клетку. Выломанная дверца обиженно скрипнула на петлях.
— Магии было слишком много, — виновато сказала я и подумала, что вот об этом-то все и так догадались.
— Магии и сейчас слишком много, — встряла Беляна и зашумела водой. Алевтина Станиславовна обернулась к раковине, и особистка, не отвлекаясь от умывания, выразительно ткнула пальцем в сторону койки.
Мирина, которая после незапланированных объятий вроде бы даже немного порозовела, снова мелко подрагивала от холода. Сукровица под заживляющей пленкой на плече едва заметно отливала зеленым.
— Так, — мрачно протянула профессор Чечевичкина. — Дарина, поторопи кадровый отдел, не то нам понадобится много, очень много крыс…
Глава 11. Science is what you know, philosophy is what you don't know**(англ). Наука — это то, что вы знаете, философия — то, что вы не знаете. Рассел
— Видала? — это было первое, что спросила у меня Дарина, когда я вернулась в лабораторию утром.
Встреча отлично характеризовала всю нашу работу. У меня был выходной, рабочий день Дарины начинался в восемь, но часы над стеллажом с клетками показывали половину седьмого утра — а мы обе уже торчали в лаборатории. Беляна, которую я растормошила полтора часа назад, окинула взглядом мятый халат Дарины, проигнорировав вытянутую вперед руку с клеткой, и со вкусом зевнула.
— Если вдруг кто не догадался, — изрекла она, — я нахожу крыс омерзительными. Зачем ты тычешь мне в лицо этой дрянью?
Я же разглядела погнутую дверцу клетки, крысу с проплешиной на правом боку и, кажется, побледнела.
— Это что, вчерашняя?..
Крыса меня тоже припомнила: встала на дыбы и агрессивно раздулась, издав странный щелкающе-фыркающий звук.
— Ага, — подтвердила лаборантка, подавив смешок, и вернула крысу на место. Но она продолжала гневно ругаться на меня и со стеллажа. — Я только проснулась, думала сдать клетки вниз, чтобы магию счистили, а крыса висит на прутьях и огрызается на соседнюю клетку!
Я бы тоже огрызалась. В соседней клетке лежала в луже собственной крови молодая самочка — и из свернувшейся, потемневшей жидкости вырастала жуткая ледяная хризантема. А полкой ниже — вообще музей пыток: до того момента, как для Мирины подготовили бумаги для выезда из Временного городка, я успела угробить пятерых крыс.
Четверых…
— Ты ночевала прямо здесь? — я, наконец, соотнесла помятый вид Дарины и ее раннее появление в исследовательском центре.
— Алевтина Станиславовна попросила приглядеть за Стожаром. Шпильку вчера ближе к полуночи подвезли, но мало ли, — пояснила она и залилась краской.
Если бы Беляна не открыла рот первой, я бы прослыла редкостно бестактной особой. А так вся слава, как обычно, досталась особистке — и небеспричинно.
— По крайней мере, тебе идет кубышка, — изрекла Беляна.
Дарина возмущенно поджала губы и повернулась к нам в профиль. Кубышка ей действительно шла, но держалась всего-навсего на двух карандашах.
Только повернулась Дарина все-таки зря: сбоку на шее темнел характерный след, интригующе выглянувший из-за помятого воротника форменного халата.
— Ну хоть ночью-то ты шпильку вдевала? — поинтересовалась Беляна. — А то засос внушает.
Я прибегла к проверенному и одобренному Лютом методу: натянув рукав свитера до пальцев, зажала особистке рот ладонью и сказала Дарине:
— Возьми мой шарф, он как раз тонкий.
Лаборантка благодарно кивнула и поспешно замоталась чуть ли не до ушей. К моему безмерному возмущению, шарф ей тоже шел больше — как и кубышка.
— Ты же понимаешь, что вмешалась в ход эксперимента и обязана доложить начальству? — поинтересовалась Беляна, которую я опрометчиво выпустила, побоявшись прикасаться слишком долго даже через ткань свитера. — Стожар не должен был контактировать ни с кем до заживления татуировки.
— Знаю, — пробурчала Дарина в шарф. — Скажу я ей, скажу! А ты, кстати, с завтрашнего дня поступаешь в распоряжение лаборатории, тебе передали?
Судя по тому, как Беляна скривилась, ей не просто передали — это сделал единственный человек, с которым она ни за что не стала бы спорить…
Алевтина Станиславовна — тоже весьма примечательный момент — появилась в исследовательском центре раньше Люта и успела прийти в восторг от выжившей крысы, позвонить Идану Могутовичу, затребовать себе штатного ратолога и подготовить три пробирки для Беляниной крови — все это под девизом: «Чего кота за хвост тянуть?».
Беляна явно с удовольствием записалась бы в живодеры, но тут появился Лют, и особистка, недовольно поджав губы, принялась закатывать рукав. Ее сменщик благосклонно кивнул и последовал хорошему примеру.
Я сделала попытку слиться со стенкой, не преуспела и тихо удрала кормить крыс.
На этот раз подопытная из клетки с погнутой дверцей отнеслась ко мне с несколько большей доброжелательностью — которая, впрочем, мгновенно сошла на нет, стоило мне убрать пакет с кормом. Это словно послужило сигналом: крыса снова вздыбила шерсть и принялась всячески отпугивать сомнительную чужачку от своего законного жилища и, тем паче, еды.
А вместе с ней вдруг гневно заворчали крысы с верхней полки. Даже те, которые после нескольких недель регулярной кормежки относились ко мне вполне доброжелательно.
— Алевтина Станиславовна!
Могла не надрываться: профессор судорожно строчила что-то в планшете, будто беря у крыс интервью. А Лют, характерным жестом прижимающий марлю сгибом локтя, обнаружился у меня за спиной.
— Ратиша, отойди, — скомандовала Алевтина Станиславовна. — Так, чтобы она тебя не видела и не слышала!
Я покосилась на крысу с внезапной взаимной неприязнью, уже сообразив, чем буду заниматься оставшийся день, и покорно отступила в другой конец помещения, за ширму для осмотра добровольцев. Судя по звукам, крысы все еще категорически не одобряли собравшуюся компанию.
— Не сработало, — разочарованно вздохнула Дарина.
— Погоди, — вдруг хмыкнула Беляна. — Ну-ка, Лют, спрячься!
Похоже, крысе достался еще один негодующий взгляд — на сей раз куда более тяжелый — и Лют с возмущенным фырканьем зашел за ширму.
А в лаборатории вдруг воцарилась такая тишина, что стало слышно, как гудят дешевые газоразрядные лампы.
— Драконьи семьи, образующие отдельные эмпатические связки, воюют друг с другом, — мгновенно припомнила я очередную легенду о драконе-одиночке, которого не пожелала принять ни одна стая: если верить древнему эльфийскому летописцу, оставшемуся последним «вдовцом» ящеру не хватило магии, чтобы превратиться в самку, и бедолагу шпыняли до тех пор, пока он не накопил достаточно. А вот к новоявленной «красавице Лаш» желающие уже выстраивались в очередь и проводили очередной турнир, на попытке представить который моя фантазия привычно взяла отпуск. — Каждая связка формируется вокруг самки и превращается в этакое строго изолированное общество. Что, если…
