– Я тоже ненавижу заляпанные ванны, – ехидно поддел меня Митя.
– Ну, ради тебя я, так и быть, вымыла бы ее пару раз. Слушай, а какие у нас, вообще-то, планы.
– А ты не догадываешься? – зазывно посмотрел на меня он. Я, естественно, тут же догадалась. И вся как-то собралась и внутренне подтянулась.
– И когда же? Честно говоря, я так тебя ждала, что почти что сошла с ума. Теперь тебе придется иметь дело с сумасшедшей.
– А тебе с сексуальным маньяком. Не против?
– Ну что ты, только за! – мы перебрасывались маленькими, ничего не значащими фразами, но их смысл на самом деле был совершенно иным. Мы говорили о гораздо более важных вещах. Я говорила, что все это время ждала только его. Он спрашивал, как далеко может зайти. В дурацких разговорах влюбленных заложено гораздо больше смысла, чем можно подумать.
– Вот только мне надо заехать к жене, – неожиданно окатил меня ушатом холодной воды он. Я на секунду растерялась, но потом взяла себя в руки. Все-таки я прекрасно умею брать себя в руки.
– А, ну, конечно. Ты потом мне позвони, когда будет время, – любезно-холодным голосом ответила ему я. Он замолчал, внимательно осмотрел меня с ног до головы, а потом рассмеялся.
– Слушай, а ты что, ревнуешь?
– Вот еще, – демонстративно отвернулась от него я. – Очень надо!
– Ревнуешь! – он даже хлопнул себя по коленке от удовольствия. Машина, в которой мы сидели, монотонно стояла в Ленинградской пробке.
– Ничего я не ревную, – огрызнулась я.
– Манечка, если бы мне была интересна моя бывшая жена, я не думал бы о тебе всю дорогу. На самом деле! Я же ведь поклялся себе, что никогда больше тебе не позвоню. Но когда тетка сказала, что ты чуть не умерла…
– Я? – поперхнулась я. – Почему это я должна была умереть? Интересное дело, почему я об этом ничего не знаю?
– Я ей позвонил и мы разговорились. Она мне растрепала все сплетни. Ну, и о тебе.
– То есть, ты сам не поинтересовался, как я тут? – я рассерженно фыркнула. – А мог бы.
– Ну… конечно, мог бы. Но моя тетя успевает все мне растрепать еще до того, как я спрошу… Ну что?! А, ладно, ты права! Да, я спросил, что там слышно о тебе.
– И что она? – уже более мирно посмотрела на него я.
– А она сказала, что ты чуть было не умерла.
– А она не сказала, отчего?
– Она только сказала, что тебя прямо посреди ночи увезли в больницу. И что ты чуть не умерла. Она это повторяла много раз, так что я не мог перепутать. Но, если честно, даже после одной такой фразы я понял, что сойду с ума, если не услышу твой голос.
– И ты после этого позвонил? – я была разочарована. Мне казалось, что он позвонил, потому что не мог больше без меня жить. Ладно, главное, что позвонил.
– Ну, в целом, да. Я еще какое-то время не мог до тебя дозвониться. Между прочим, было бы неплохо для приличия завести себе мобильник.
– Если бы я могла предположить, что ты на него мне позвонишь, я бы завела себе их пять! – патетично поклялась я, ударив себя кулаком в грудь. – Слушай, а ты не можешь поехать к своей бывшей как-то в другой раз?
– О, моя Отелла, не надо меня душить. Я приехал на три месяца, так что еще успеешь.
– …, – обиженно промолчала я.
– Послушай, детка, – другим, серьезным тоном сказал он и прижал меня к себе. – Я же ведь еду туда, чтобы во-первых, отдать вторую половину зарплаты, а во-вторых, и в главных, чтобы увидеть дочь. А мне так редко дают ее видеть!
– Почему? – не поняла я. Вообще, странно, что я так мало знаю о том, чем живет человек, которым живу я.
– Да потому что вы – женщины, считаете детей чем-то вроде морковки для ослов. Поводите ею, и получаете все, что угодно. Интересно, что бы вы делали, если бы и в самом деле детей научились растить в пробирке. Небось не стали бы шантажировать ими вдоль и поперек, – он настолько разозлился, что разорвал в клочья бирку авиакомпании, привязанную к ручке его сумки.
– Не поняла, – похолодела я. Честно говоря, Митя говорил это таким тоном, что складывалось очень сложное впечатление. – Она что, не дает тебе видеться с дочерью?
– Не дает – это не то слово. Если бы я только знал, что это за мучение, я бы никогда не согласился завести детей.
– Ты не любишь детей? – на всякий случай переспросила я.
– Не любишь? Причем здесь это. Я люблю дочь. Но мне от этого не легче.
– В смысле?
– Знаешь, это же ведь долгий разговор. Может, не будем вести его в машине? – он попытался замять ситуацию.
– Пусть будет долгий разговор. Похоже, что мы никуда не спешим, – я усмехнулась и кивнула в окно машины. Вокруг нас столбенела классическая пробка на Ленинградке. Машины просто стояли на месте. Некоторые особо нервные исступленно бибикали. Интересно, он про детей сказал просто в теории, или он на практике больше не хочет их иметь. Как странно устроена жизнь. Некоторое время назад один доктор сказал мне, что, весьма вероятно, у меня больше не может быть детей. А теперь рядом со мной сидит мой любимый мужчина, и рассказывает, как сильно он не хочет детей и их боится. И как мне к этому относиться? Как к каре небесной? Как к невиданной удаче? Смятению моему не было предела. Я была готова на любой длительный и тяжелый разговор, только чтобы наконец-то между нами возникла предельная ясность. Ясность – это хорошо. Ясность – это именно то, чего мне так не хватало с Димой Первым. И то, чего было слишком много в моем физкультурном романе с Большаковским. И все же, с некоторых пор я стала ярой стороннице честности. Вплоть до идиотизма.
Глава пятая, призванная все расставить по своим местам
Мы никогда не знаем, что происходит и, главное, что будет дальше. Да, мы обожаем строить планы, воображаем разнообразные варианты развития событий и думаем, что понимаем последствия того, что делаем, думаем или пропускаем мимо ушей. Действие и бездействие. Все имеет свои последствия. Буддисты называют это кармой. Я – мировой гармонией. Если где-то убыло, значит куда-то должно прибыть. И если сегодня ты в кого-то плюнул, завтра кто-то обязательно плюнет в тебя. Моя работа – лучшее тому подтверждение. Мы – спасатели – постоянно ходим рядом с лезвием бритвы. Это не наше лезвие, и мы на него практически никогда не наступаем, поскольку у лезвия всегда есть законный хозяин. Кто-то надорвал свое сердце и теперь стонет от боли. Мы рядом, ставим ему ампушку[12]и колем адреналин, если надо. Для кого-то оказалась слишком тяжелой ноша его грехов, и он попадает в аварию. Его жизнь висит на волоске, а мы опять рядом. Старики и старушки, острые аппендициты, капельницы, переломы – мы постоянно стоим рядом с чужой бедой, и нам, наверное, чуть чаще других случается столкнуться лицом к лицу с Божьим промыслом. Я множество раз видела этот промысел в разных вариантах, а однажды пришлось столкнуться, так сказать, с настоящим потрясением. Вернее, даже стать его участницей. Мы ехали на инсульт. Клиентка – какая-то банальная старушка, перед тем, как начать хрипеть и задыхаться, успела позвонить соседям, которые вызвали нас. Был белый день, и все внутренности района были парализованы пробкой. Грузовики, знаете ли, паркуются прямо посреди дороги, если им надо, к примеру, разгрузится около магазина, а там совсем нет места. У каждой пробки банальная причина, но небанальные нервы. Мы ехали с мигалкой. И, что интересно, на мигалки, пришпиленные к БМВ последней серии, коллеги-водители реагируют уважительно, а на нашу врачебную, которая, как правило, просто так не мигает, плюют. Это в лучшем случае. А в тот раз случай был худшим. Мы перли по улице Свободы. Оправдывая свое название, она была первой более-менее свободной улицей после тучи запруженных переулков. Мигалка орала, а водитель кипятился. Нашим водителям ведь запрещено ездить медленно, с них за это снимают какой-то коэффициент. Особенно если медленно ехать на инсульт. Да и проехать-то нам мешала всего-навсего одна машина. Новенькая АУДИ какой-то внушительной модели. Ее водитель понтовался по полной программе. Он не пускал нас обогнать себя по встречке. Он нам сигналил и, кажется, даже орал что-то в открытое окно. Непристойный жест средним пальцем демонстрировал, это точно.
