холма Бирсы, где сейчас у нас цитадель города. Кого попало туда не пускают, и меня хрен кто туда пустит, но ты-то у нас – зять олигарха или на хрена? И твой тесть – пока что ещё член Совета Ста Четырёх. Что он тебе, пропуск на Бирсу не выправит?
– Скорее всего – легко. Может быть, даже и с храмовыми жрецами тамошними договорится, чтоб на больших и точных храмовых часах с помощью квалифицированного дежурного жреца местный полдень засечь…
10. Нелёгкая доля прогрессора
– Вы, господин и госпожа, с ума сошли! – тихонько сообщила нам Софониба, войдя вслед за нами в воду и принимая от нас выкупанного в морских волнах карапуза. – Брррр! Зима же, а вы и сами плещетесь, и ребёнка туда же! Мне – и то холодно!
– Если хочешь быть здоров – закаляйся! – ответил я ей. – Голой задницей на лёд – и катайся!
Велия расхохоталась, а маленький Волний скуксился на руках у бастулонки и заверещал, просясь обратно в воду. Пришлось мне забрать его у неё и снова несколько раз окунуть – к его полному восторгу. Мля, ну весь в меня! Я и сам, насколько себя мелким помню, холода в воде не ощущал и всегда хотел купаться ещё и ещё, да мать всё время из воды выгоняла, не дав даже толком во вкус войти. Но – хорошего понемногу, уж больно мал мой наследник. Мало ли чего, вдруг в натуре переохладится?
– Меня и подольше купали, – заметила моя супружница. – Хотя, конечно, уже не такой маленькой и не среди зимы. Но зато не здесь, а в Испании – даже в той речке, где ты за мной подглядывал, хи-хи!
– Ну, зима – она и в Африке зима! – решил я в конце концов. – А идём-ка лучше, позагораем под тёплым февральским солнцем, гы-гы!
Солнце-то, хоть и зимнее, но всё же африканское. Мелкого, конечно, вытерли насухо – хорошо растёрли, дабы разогрелся, а сами попросту обсохли. Красота ведь, кто понимает! Особенно забавна реакция наших баб-попаданок. Наташка визг подняла, когда Володя, передав служанке их трёхмесячную Ленку, предложил ей искупаться, а уж Юлька Серёге ещё и затрещину залепила, после чего просветила его по вопросу его родословной за последний добрый десяток поколений. Антигона Васькина, глядя на Велию, захотела было окунуться тоже, но потом взглянула на свой выпирающий живот и передумала. В общем, в полном составе искупалось только моё семейство.
– Ты, Канатбаев – сам чокнутый и жену себе выбрал чокнутую, и потомство у тебя с ней – такое же! – просветила меня Юлька.
– Ага, яблоко же от яблони далеко не падает, – согласился я с конструктивной составляющей ейного рецидива троллинга. – А ты – жди посреди Африки лета и думай, почему фрицы не взяли Москву.
– Оттого, что кто к нам с мечом придёт – с ним и замёрзнет, – разжевал ей на всякий случай Серёга.
– Ещё один умник выискался! – переключилась на него его благоверная.
Аккуратно опуская сына с рук на расстеленную подстилку, я в очередной раз убедился в наличии наследственного эффекта, и мы с Велией обменялись понимающими кивками и улыбками – не зря заморачивались с ней при его планировании. Когда берёшь Волния на руки, отрывая от чего-то, для него увлекательного, так он ощущается гораздо тяжелее, чем есть на самом деле. Из воды вынимал, так казалось по весу, что двухлетний уже пацан, хотя ему и до года ещё далеко – только летом исполнится. А вот когда он сам из рук Софонибы обратно ко мне запросился – так когда я его принимал, показалось, что вообще почти ничего не весит. Ходить – не ходит ещё, только ползает, но когда на руки просится – легко на ножки встаёт и кажется лёгким, как пушинка. Пожалуй, оно нам и к лучшему, что мы в античном мире, где традиции взвешивать детей как-то не завелось. В нашем современном – хрен бы мы скрыли эффект антиграва от тех, кому знать о нём не положено…
– Ты из собственного ребёнка собственными руками земноводное делаешь! – отчехвостив Серёгу, Юлька снова переключилась на меня.
– Человек произошёл от водоплавающей обезьяны, – наставительно заметил я ей. – И глупо было бы не развивать унаследованную от предков способность, которая не раз ещё пригодится в жизни.
– Ты бы свою ещё вообще в воду рожать заставил! И как ты не додумался, а?
– С чего ты взяла, что я до этого не додумался? Очень даже додумался, но на память и на телефоне информации было недостаточно – дома она у меня вся осталась на домашнем компе, а местные повитухи в этом ни разу не копенгаген, а тут ещё нас троих в Испанию послали…
– И правильно сделали! Наворотил бы ты тут со своей идеей-фикс… Кого ты начитался? Харди или Никонова?
– Ну, Харди-то со своей притянутой за уши морской гипотезой идёт лесом, а с нормальной пресноводной я ознакомился ещё до Никонова, точнее – до его источников. Ян Линдблад её первым озвучил.
– Разве? – удивилась Наташка. – Он же вроде натуралистом-любителем был, а не антропологом. Про птичек писал, про зверушек всяких…
– Его последняя книга – «Человек – ты, я и первозданный». Её русское издание было очень ограниченным тиражом, поэтому малоизвестно. Даже в библиотеки не во все попало, а уж в свободную продажу – вообще мизер. Я читал в библиотеке, а потом купил свой экземпляр на барахолке с рук – каким-то чудом, не иначе. Прикинь, вот буквально за день до моего подхода к продавцу ему её прежний хозяин принёс и попросил продать. А в интернете электронная версия только в последние годы появилась…
– В чём там суть?
– В миоцене ведь – ближе к концу – климат сухим стал, и площадь тропических джунглей здорово съёжилась. В зоне саванн остались только узкие галерейные леса вдоль рек и вокруг озёр, и тем человекообразным, что оказались в них, пришлось полуводный образ жизни осваивать. И так где-то с восьми и до четырёх миллионов лет назад, то бишь от рамапитека и до австралопитека. Вот за четыре, считай, миллиона лет и выработались все наши отличия от всяких там шимпанзе со всеми прочими орангутангами. Ну, кроме мозгов, конечно. Все эти его выкладки слишком долго рассказывать, проще прочитать – у меня на флэшке есть.
– Но ведь он же не настоящий учёный?
– И что с того? Раскопали уже евонного гипотетического Икс-питека. Датировка черепа – семь миллионов лет. Озеро Чад тогда покрупнее нынешнего было, так раскопали там,
