Эта история характерна. В рациональном плане она показывает, как гэлы представляли внутренность холмов, прежде всего с тем, чтобы прийти и заграбастать все сокровища, спрятанные там. В мифологическом плане она превосходно иллюстрирует верование — еще сохранившееся в некоторых сельских местностях как в Ирландии, так и в Бретани, — что в мегалитических памятниках обитает сказочный народ, владеющий несметными богатствами и живущий параллельной, но совсем иной жизнью: внутри сида время иное или, скорее, времени в том смысле, как его понимают на поверхности земли, вовсе нет. Так вырисовывается сюжет о спящем, который просыпается после ночи доброго сна, за время которого прошло несколько веков. На этот сюжет написано множество народных сказок, встречается он и в мифологических эпопеях.
Другая, очень известная история, история Этайне, тоже ведет в глубины знаменитого холма Бруг-на-Бойн, иначе говоря, Нью-Грейндж. И здесь мы встречаем персонажа Гаргантюа в ирландском облике Дагды. Этот Дагда, другое имя которого — Эохаид Оллатир, влюбился в Эйтне, она же Бойн (Боанн) и Бригита (богиня поэзии и мастерства, то же, что галло-римская Минерва, о которой говорит Цезарь), супруга Элкмара — хозяина дворца Бруг, то есть холма Нью-Грейндж, и, между прочим, родная дочь Дагды. Прелюбодеяния и кровосмешения в мифологических рассказах не редкость, но, разумеется, понимать их надо в смысле чисто мифологическом. Дагда постарался удалить Элкмара на день и смог удовлетворить свою страсть к Эйтне. Но этот день — символический, потому что Эйтне успела родить сына Энгуса, Мак Ока («Молодого Сына»), которого, чтобы избежать неприятных объяснений с Элкмаром, доверили Мидеру, королю сида Бри-Лейт, другого мегалитического холма, Именно Мидер, божество подземного мира, вполне мог быть изображен на галло-римском барельефе, хранящемся в Страсбургском музее и имеющем посвящение deo Medru.
Итак, Энгус, «Молодой Сын», был воспитан Мидером в соответствии с очень своеобразным обычаем фостериджа[36] у ирландцев, то есть получил в приемной семье такие же права, как в родной. Повзрослев, он узнал, что он сын Дагды и Эйтне, жены Элкмара из Бруга. Он попросил приемного отца отвести его к родному. И Мидер привел его к Дагде, сказав: «Он желает познакомиться со своим отцом, чтобы ему дали землю, потому что несправедливо, что у твоего сына нет земли, когда ты — король холмов Ирландии». Попутно можно отметить, что народ фей, живущий внутри больших мегалитических холмов, признает верховенство Дагды-Гаргантюа. Дагда принял сына радушно, но заявил, что земля, предназначенная тому, в данное время занята: это холм Бруг-на-Бойн, который держит Элкмар. Мидер рассердился и потребовал справедливости для Энгуса, и в конечном счете Дагда вместе с Мидером измыслили несколько макиавеллиевский план, как выжить Элкмара из холма, не посягая на его жизнь. В ближайший вечер Самайна, то есть когда сид будет открыт и, значит, беззащитен, Энгус, с которым Элкмар незнаком, явится и уломает последнего, грозя смертью, уступить верховенство в его владениях на день и ночь. А потом пусть Энгус не возвращает холма Элкмару, не потребовав третейского суда Дагды.
Все произошло, как было рассчитано. Отказавшись вернуть Бруг-на-Бойн Элкмару, Мак Ок апеллировал к Дагде, чтобы тот вынес свое решение. И Дагда заявил, что в праздник Самайна выражение «день и ночь» имеет вневременной смысл и символически равнозначно вечности. Следовательно, Элкмар не может отрицать, что отдал Энгусу власть над Бруг-на-Бойн навечно. Элкмар был законно лишен своего владения, но, чтобы утешить его, Дагда предложил ему власть над другим холмом — сидом Клетех. И Энгус водворился в сиде Бруг-на-Бойн, став его законным владельцем. Там он позже принял своего приемного отца Мидера, и тот обязал Энгуса идти просить для него руки прекрасной Этайне, дочери короля Ирландии, которую любил Мидер. Энгус выполнил эту трудную миссию (король Ирландии с подозрением относился к населению холмов и потребовал огромного выкупа) и привел Этайне в Нью-Грейндж, где она вышла замуж за Мидера. Там же впоследствии Энгус приютил Этайне, превращенную в бабочку колдовством первой жены Мидера, потому что официально был гарантом безопасности Этайне в глазах как всех ирландских гэлов, так и всех народов холмов. Это место стоит процитировать: «Семь лет насекомое не находило в Ирландии ни вершины, ни дерева, ни холма, ни пригорка, где могло бы сесть, а лишь скалы и морские волны. И оно упало на бахрому плаща Мак Ока, когда он находился на холме Бруг. Энгус посадил его себе на грудь, в складку своего плаща. Он отнес его в свое жилище и в свою солнечную комнату, где были сияющие окна… Он украсил бабочку пурпуром… Мак Ок взял за обычай каждую ночь спать в солнечной комнате рядом с ней и утешал ее до тех пор, пока к ней не вернулись радость и краски. Потом он наполнил солнечную комнату зелеными и прекрасными травами, и насекомое стало благоденствовать на цветах этих добрых и драгоценных трав».[37]
Итак, вот и солнечная комната, которая появляется в стольких кельтских текстах или текстах кельтского происхождения, а именно в знаменитом «Безумии Тристана» и в ирландском рассказе «Приключения Арта, сына Конна». Это вариация Стеклянного Замка, или Стеклянного Острова — который долгое время из-за ложной этимологии отождествляли с Гластонбери в Великобритании, — который представляет собой Иной Мир, отделенный от мира людей невидимыми крепостными стенами. Это знаменитый город Горр из «Ланселота» Кретьена де Труа, куда Мелеагант заточил королеву Геньевру. Это в равной мере и невидимый Воздушный Замок, куда чародей Мерлин был намеренно заключен феей Вивианой, Эйтне-Боанн-Бригитой в другом обличье. По всей видимости, здесь налицо память о древних ритуалах возрождения под действием солнечного тепла и света, ритуалах, которые должны были сопровождаться настоящими лечебными воздействиями.
Ведь самое удивительное в отношении солнечной комнаты, где Энгус возрождает к жизни насекомое Этайне во дворце Бруг-на-Бойн, — что эта солнечная комната реально существует внутри холма Нью-Грейндж: утром дня зимнего солнцестояния, и это научный факт, лучи солнца падают в погребальную яму, находящуюся в глубине камеры, которая при этом действительно играет роль солнечной комнаты. Все это, конечно, не случайность. С одной стороны, есть место, холм, досконально изученный наукой, где внутрь камеры попадает луч солнца, и это бесспорно засвидетельствовано при помощи аппаратуры; с другой стороны, есть мифологический рассказ, где упоминается ритуал возрождения под воздействием солнца. Нельзя не вспомнить того, что происходит утром летнего солнцестояния в замке Монсегюр,[38] какие бы выводы из этого ни делать. И такой особенностью обладает не только холм Нью-Грейндж. Есть и другие, как в ближайших окрестностях, в Доуте, Ноуте или Лох-Крю, так и некоторые холмы Морбиана в окрестностях Карнака. Почему бы не осмелиться сравнить некоторые археологические и астрономические наблюдения с текстом легенды, рождение сюжета которой уходит во тьму веков?
