К счастью, Орест уже несколько утомился к вечеру и был слишком увлечен свежей зеленой травой для того, чтобы лягаться или не давать себя оседлать, как он обязательно сделал бы в другое время.
Кое-как им все же удалось удержать графа в седле, и Коко, как и предлагала Калиста, вскочил сзади, обхватив его обеими руками.
Теперь главное для клоуна было удержать равновесие и не упасть, но Калиста не сомневалась в нем, зная, что он отличный наездник и время от времени, если требуется, заменяет на манеже джигитов, работающих с лошадьми.
Наконец они были готовы в путь. По взрывам доносившихся из шатра аплодисментов и по звукам оглушительной бравурной музыки духового оркестра, игравшего туш, Калиста поняла, что представление идет к концу.
— Нам пора ехать! — с тревогой сказала она.
Потянув за поводья вороного жеребца, мальчик повел его через поле, указывая дорогу; Калиста на своем Кентавре следовала за ним.
Ее терзал страх, что их могут заметить, попытаться остановить, помешать убежать или, по меньшей мере, поинтересоваться, что случилось с Мандзани.
Он остался лежать там же, где упал; красный плащ, прикрывавший его тело, ярким пятном выделялся на зеленой траве и был хорошо виден издалека, так что любой, проходящий мимо, мог заметить его и подойти, чтобы узнать, в чем дело.
Но им повезло, так как почти все артисты, поклонившись в последний раз публике, сразу же после окончания представления занялись сборами в дорогу, сворачивая свой «Большой купол» и погружая его на лошадей; среди палаток и фургончиков царила обычная предотъездная толчея и сутолока.
Зрители толпились, покидая шатер, проталкиваясь к выходу; ребятишки вопили и визжали, подражая клоунам, взрослые, получив свою долю развлечений, торопились разойтись по домам, вернуться к своим обычным делам.
На краю поля Калиста увидела высокую изгородь и обрадовалась, что она вскоре скроет их от любопытных взглядов. Доехав до нее, девушка обернулась назад и, вздохнув, подумала, что такая странная и необычная, но все же невероятно увлекательная глава ее жизни закончилась.
….Ей повезло — в тот день, когда она сбежала из дома, цирк Великого Кармо раскинул свои шатры в поле, в окрестностях Гилдфорда.
Она проехала уже миль двенадцать — пятнадцать и посматривала по сторонам в поисках постоялого двора, где она могла бы напоить Кентавра и чем-нибудь подкрепиться.
Однако, увидев прекрасных, серых в яблоках, лошадей, которых дрессировали неподалеку от того места, где в это время как раз натягивали огромный пестрый шатер, Калиста невольно остановилась, завороженная таким зрелищем.
Лошади мчались друг за другом по воображаемому кругу, снова и снова, опять и опять, и девушка пришла в восхищение от того, как отлично они выдрессированы.
Она внимательно следила за тем, как послушно и дружно они поворачивались на окрик дрессировщика или на щелканье бича.
Дрессировщик, который, как потом оказалось, был в то же время и хозяином цирка, как и следовало ожидать, заметил Калисту с ее Кентавром и подошел поговорить с ней. Он пришел в восторг от Кентавра и спросил у девушки, не хочет ли она остаться и посмотреть дневное представление.
Она с интересом расспрашивала его о том, как он дрессирует своих лошадей.
Его ответы ей так понравились, что она решила показать ему кое-какие трюки, которым научила своего Кентавра, вплоть до того, что конь по ее команде протанцевал, поднявшись на задние ноги.
— Кто вы такая, леди? — поинтересовался дрессировщик, поблагодарив ее и выразив свое восхищение ловкостью и умом Кентавра. — И куда вы сейчас направляетесь?
— Я не особенно важная персона, — скромно ответила девушка, — и в данный момент я еду просто так, куда глаза глядят.
Он не стал больше задавать никаких вопросов; позднее Калиста узнала, что цирковые артисты вообще не проявляют излишнего любопытства и никому не лезут в душу.
— В таком случае, почему бы вам не присоединиться к нам? — предложил ей хозяин цирка.
Сначала Калиста решила, что он шутит. Когда же до нее дошло, что он говорит совершенно серьезно, девушка подумала, что это на какое-то время могло бы решить все ее проблемы.
С одной стороны, ни матери, ни графу не придет в голову искать ее в цирке; с другой же — путешествие в одиночестве, без всякого иного спутника, кроме Кентавра, остановки на постоялых дворах, несомненно, привлекут к себе внимание окружающих и вызовут нежелательные разговоры.
Было и еще одно затруднение, которое она осознала по-настоящему, только отъехав на значительное расстояние от дома.
У нее совсем не оказалось с собой денег!
Калиста привыкла, что о ней всегда заботились многочисленные нянюшки, гувернантки, горничные и всякого рода слуги, она и шагу не могла ступить одна, а все расходы всегда оплачивала ее мать, так что ей никогда не приходилось думать о деньгах.
Поэтому, убегая из дома в такой спешке, сгорая от стыда после того, что произошло прошлой ночью, она совершенно не подумала о том, что ей потребуется гораздо больше денег, чем у нее было с собой, чтобы суметь прокормить себя и Кентавра.
Все более удаляясь от Эпсома, Калиста размышляла о том, что нужно было захватить хотя бы драгоценности, которые можно было бы продать. Но она так торопилась, так жаждала поскорее исчезнуть, чтобы, не дай Бог, не встретиться с графом после того, что случилось, что просто забыла обо всем на свете; теперь Калиста сама удивлялась, как она могла совершить такую невероятную, непростительную глупость!
Предложение директора цирка — впоследствии Калиста узнала, что все называли его просто Босс — оказалось как нельзя более кстати, позволяя быстро решить самые насущные проблемы, а познакомившись с другими артистами труппы, Калиста с головой ушла в свою новую жизнь, наслаждаясь ее необычностью и своеобразием.
Разумеется, она совершенно не думала о том, какое впечатление ее красота может произвести на всех этих мужчин, даже не предполагая, что они могут смотреть на нее просто как на привлекательную молодую женщину.
Коко влюбился в нее с первого взгляда, и она была благодарна ему за его самоотверженность и постоянную готовность прийти ей на помощь. Он помогал ей чистить Кентавра и ухаживать за ним, ставил ее фургончик там, где она его просила, — подальше от шумного столпотворения и надоедливой болтовни других женщин.
А вот Мандзани — это было уже совсем другое дело. В жилах его текла пламенная смесь крови чехов и турков, хотя он и называл себя итальянским именем, считая его более звучным и романтичным. Он обладал невероятно горячим темпераментом, взрывался, как порох, и был жесток и ревнив до безумия, что с самого начала пугало Калисту, Она старалась избегать его, однако это было не так легко, и она неоднократно уже подумывала о том, что придется поговорить с Боссом и попросить его как-нибудь воздействовать на Мандзани, чтобы тот оставил ее в покое.
