Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— Бабушка хочет тебя видеть, — сказал он.
Мы вместе вышли из комнаты и пересекли холл. Именно тогда я своими сверхъестественно обостренными чувствами отметила два факта. Об одном я сообщила полиции, о другом — нет. Шесть омеловых ягод из ветки, переплетенной с остролистом и закрепленной над притолокой двери, ведущей в библиотеку, словно рассыпанные жемчужины, лежали на натертом полу. А около лестницы виднелась маленькая лужица воды. Проследив за моим взглядом, Пол вынул носовой платок и, промокнув ее, проговорил:
— Наверное, я расплескал питье, когда нес его бабушке.
Она сидела на кровати под балдахином, откинувшись на подушки, и казалась маленькой, совсем не грозной, а усталой и очень старой женщиной. Я с удовольствием отметила, что бабушка читала подаренную мной книгу. Та лежала открытой на круглом столике возле кровати рядом с лампой, радиоприемником, изящными маленькими настольными часами, небольшим наполовину полным графином воды, накрытым перевернутым стаканом, и подставкой в форме руки, выглядывающей из украшенного оборками манжета, на которую она нанизала свои кольца.
Бабушка протянула мне руку; пальцы были вялыми, рука холодной и безвольной, рукопожатие совсем не таким, как вчера, когда она здоровалась со мной.
— Я просто хотела пожелать тебе спокойной ночи и поблагодарить за то, что ты приехала. Во время войны семейные распри — излишество, которого нельзя себе позволять.
В порыве чувств я наклонилась и поцеловала ее в лоб, ощутив губами влагу. Это было ошибкой с моей стороны. Если бабушка чего и хотела от меня, то отнюдь не проявления нежности.
Мы вернулись в гостиную. Пол спросил, пью ли я виски. Я ответила, что не люблю виски, и он достал из бара бутылку для себя и графин с кларетом для меня. Потом снова взял со стола карты и предложил научить меня играть в покер. Так я провела рождественский вечер примерно с десяти минут двенадцатого почти до двух часов ночи: играя в карты, слушая Вагнера и Бетховена, вороша шипящие и потрескивающие дрова в камине и наблюдая за тем, как мой кузен постепенно напивается — пока бутылка с виски не опустела. В конце концов и я согласилась выпить бокал кларета: мне показалось неучтивым позволять ему пить одному, словно я его осуждаю. Когда часы-карета пробили без четверти два, Пол встал и сказал:
— Прости, сестричка. Я надрался. Позволишь мне на тебя опереться? В постельку, «уснуть… и видеть сны»[14].
По лестнице мы тащились медленно. Прислонив Пола к стене, я открыла дверь в его комнату. Его дыхание лишь чуть-чуть отдавало виски. С моей помощью он доковылял до кровати, рухнул на нее и замер.
На следующее утро в восемь часов мистер Седдон принес мне поднос с ранним чаем, включил электрический камин и, безо всякого выражения произнеся «Доброе утро, мадам», бесшумно удалился. Полусонная, я протянула руку и налила себе первую чашку чая. Раздался нетерпеливый стук, дверь открылась, и вошел Пол. Он был одет и, к моему удивлению, похоже, не испытывал никаких симптомов похмелья.
— Ты не видела сегодня Мейбрика? — спросил Пол.
— Я только что проснулась.
— Миссис Седдон сказала, что его постель не тронута. Я только что проверил, он в ней действительно не спал. Его нигде нет. А дверь библиотеки заперта.
Тревога Пола невольно передалась и мне. Он протянул мне халат, я его надела и, немного подумав, сунула ноги не в тапочки, а в уличные туфли.
— Где ключ от библиотеки? — произнесла я.
— Вставлен в замок изнутри. Он у нас всего один.
В холле царил полумрак, который не рассеялся даже после того, как Пол включил свет. Молочно-белые ягоды омелы, осыпавшиеся с ветки над дверью в библиотеку, по-прежнему тускло мерцали на темном деревянном полу. Я подергала дверь, потом, наклонившись, заглянула в замочную скважину. Пол был прав: ключ торчал в замке изнутри.
— Давай войдем через французское окно — можно разбить стекло.
Мы вышли из дома через дверь в северном крыле. Ледяной воздух обжег мне лицо. Ночь была морозной, и тонкий снежный наст хрустел под ногами везде, кроме того места, где накануне мы с Полом резвились. Окна библиотеки выходили в маленькое патио, дальним концом упиравшееся в гравиевую дорожку, тянувшуюся по краю лужайки. На снегу отчетливо виднелись две цепочки следов. Кто-то вошел в библиотеку через французское окно, а затем удалился тем же путем. Следы были крупные, немного смазанные; вероятно, оставленные ботинками с гладкой резиновой подошвой, предположила я. Вторая цепочка чуть-чуть перекрывала первую.
— Не затопчи следы, — предупредил Пол, — иди под самой стеной.
Французское окно было закрыто, но не заперто. Плотно прижавшись спиной к стене, Пол вытянул руку и открыл его, проскользнул внутрь и отвел в сторону светомаскировочную штору, а потом тяжелую парчовую. Я последовала за ним. В комнате было темно, если не считать света, падавшего на стол от лампы под зеленым абажуром. Я двинулась к столу медленно, с любопытством и осторожностью, сердце у меня бешено колотилось. Сзади раздался скрежет, это Пол резко раздернул обе пары штор. Комнату залил яркий утренний свет, в котором растворилось тусклое зеленое свечение и во всем своем ужасе предстало то, что было распластано на столе.
Мейбрик был убит ударом невероятной силы, обрушившимся ему на прямо на темя. Руки, раскинутые в стороны, лежали на столе. Левое плечо обвисло, будто по нему тоже нанесли удар, а кисть представляла собой месиво из спекшейся крови с торчащими из него острыми обломками костей. Циферблат его массивных золотых часов был разбит, и крохотные осколки стекла сверкали как бриллианты. Несколько монет скатились на ковер, остальные блестели на столешнице, разлетевшись по ней от удара. Подняв голову, я удостоверилась, что ключ действительно торчит в двери. Пол застыл, уставившись на разбитые часы.
— Половина одиннадцатого, — пробормотал он. — Либо его действительно убили в это время, либо кто-то хочет, чтобы мы так считали.
Рядом с дверью висел телефон. Я стояла молча, пока Пол через коммутатор вызывал полицию. Потом он отпер дверь, и мы вместе вышли из библиотеки. Когда Пол снова запирал дверь, теперь снаружи, ключ повернулся бесшумно, словно замок только что смазали. Он положил ключ в карман. Именно тогда я заметила, что мы растоптали несколько омеловых ягод.
Инспектор Джордж Блэнди прибыл через полчаса. Это был коренастый сельский житель с волосами цвета соломы, такими толстыми, что они напоминали соломенную крышу над квадратным обветренным лицом. Двигался он медлительно — то ли по привычке, то ли еще не отошел от рождественского чревоугодия.
Вскоре после него приехал сам главный констебль. Пол рассказал мне о нем. Сэр Роуз Армстронг раньше был губернатором колонии, а нынче — последним представителем старой школы главных констеблей, явно перевалившим за пенсионный возраст. Очень высокий, с орлиным профилем, он поздоровался с бабушкой, назвав по имени, и проследовал за ней наверх, в ее личную гостиную, с мрачно-заговорщическим видом человека, которого призвали, чтобы посоветоваться по некоему важному и щекотливому семейному делу. У меня создалось впечатление, что инспектор Блэнди чуточку оробел в его присутствии, и не было особых сомнений насчет того, кто станет руководить этим расследованием.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
