Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Как выяснилось, в гражданской жизни он был антикваром. Пол, видимо, почувствовавший мое недовольство присутствием лишнего гостя, объяснил, что семье потребовалось продать кое-какие ценные монеты. Роуленд, специализировавшийся как раз в нумизматике, должен был отсортировать и оценить их, а также постараться найти покупателя. Однако интересовали его не только монеты. Взгляд простирался и на мебель, картины, фарфор и бронзу; длинные пальцы касались и гладили их, словно он оценивал и их для продажи. Мне казалось, что, будь у него хоть полшанса, он бы ощупал и меня, чтобы определить мою стоимость на вторичном рынке.
Дворецкий и повариха моей бабушки, непременные малозначительные персонажи любого убийства в сельском доме, были почтительными и знающими свое дело, но им недоставало доброжелательности. Если бы бабушка дала себе труд подумать об этом, то, вероятно, охарактеризовала бы их как заслуживающих доверия преданных слуг, но я в этом сомневалась. В 1940 году ситуация начала меняться. Миссис Седдон казалась заваленной работой и переутомленной — тягостное сочетание, а ее муж едва скрывал мрачное недовольство человека, подсчитывающего, на сколько больше он мог бы заработать в качестве труженика тыла на ближайшей базе ВВС.
Комната мне понравилась: кровать с выцветшим пологом на четырех столбцах, удобное низкое кресло у камина, элегантный письменный столик, засиженные мухами гравюры и акварели в оригинальных рамках. Перед тем как лечь спать, я погасила лампу на тумбочке возле кровати и немного отдернула светомаскировочную штору. Небо было пугающим: высокие звезды и холодный лунный свет. Но ведь был сочельник — конечно, сегодня самолеты не станут летать. И я подумала о тех женщинах по всей Европе, которые вот так же отдергивают шторы и со страхом и надеждой глядят на зловещую луну.
На следующее утро я проснулась рано с тоской по рождественскому перезвону колоколов, в 1940 году они стали глашатаями налетов. На следующий день полиция заставит меня снова прожить весь этот день минута за минутой, поэтому каждая его подробность врезалась в память и хранится там более полувека. После завтрака мы обменялись подарками. Бабушка, похоже, разорила собственный ларец с драгоценностями, одарив меня брошью из золота с эмалью. Подозреваю, что подарок Пола — викторианское кольцо с гранатом в оправе из мелкого жемчуга — происходил из того же источника. Я тоже подготовилась: привезла два своих сокровища в знак семейного примирения — первое издание «Парня из Шропшира»[12] для Пола и раннее издание «Дневника незначительного лица»[13] для бабушки. Подарки были приняты благосклонно. Вклад Роуленда в рождественский стол состоял из трех бутылок джина, коробок чая, кофе и сахара, а также фунта масла, вероятно, украденного со склада базы ВВС. Незадолго до полудня прибыл хор местной церкви, досадно фальшиво спел полдюжины рождественских гимнов а капелла, был с ворчанием вознагражден миссис Седдон глинтвейном и сладкими пирожками и с явным облегчением, поднырнув под светомаскировочную штору, разошелся по домам в предвкушении домашнего рождественского обеда.
После традиционного полдника, поданного в час дня, Пол предложил мне прогуляться. Я не знала, зачем ему понадобилась моя компания. Он почти все время молчал, пока мы упорно и уныло, словно в учебном марш-броске, топали по замерзшим бороздам опустошенных полей и перелесков. Снег идти перестал, но тонкий белый хрустящий наст остался лежать под серым стальным небом. Когда начало смеркаться, мы вернулись домой, приблизившись к затемненному дому — L-образному серому контуру на белом фоне — с заднего крыльца. Настроение у Пола вдруг резко переменилось, он принялся зачерпывать руками снег и лепить снежки. Кто, получив ледяной комок в лицо, устоит против желания отплатить? И мы битых минут двадцать, как школьники, швыряли снежки друг в друга и в стену дома, пока снег на лужайке и гравиевой дорожке не превратился в жидкое месиво.
Вечер провели в бессвязных разговорах, сидя в гостиной, подремывая и читая. Легкий ужин — суп и омлет с травами, приятный контраст сытным гусю и рождественскому пудингу — подали по обыкновению рано, чтобы отпустить Седдонов и дать им возможность провести вечер с друзьями в деревне. После него мы снова переместились в гостиную на первом этаже. Роуленд завел патефон, неожиданно схватил меня за руки и произнес: «Давайте потанцуем». Это был патефон, который автоматически менял пластинки: «Джиперс Криперс», «Полька пивной бочки», «Охота на тигра», «Темно-фиолетовый» — мы исполняли вальс, танго, фокстрот, квикстеп, кружа по всей комнате и даже захватывая холл. Роуленд был первоклассным танцором.
Я не танцевала со дня смерти Аластэра, но теперь, подхваченная безудержными ритмами, забыв обо всем, сосредоточилась на том, чтобы следовать постоянно усложнявшемуся Роулендом рисунку танца.
Очарование исчезло в то мгновение, когда, вальсируя со мной по холлу, он теснее прижал меня к себе и сказал:
— Наш юный герой, кажется, несколько подавлен. Может, у него появились тайные мысли насчет своей добровольной службы?
— Какой службы?
— Не догадываетесь? Мать-француженка, сорбоннское образование, говорит по-французски как француз, знает страну. Он же натуральный француз.
Я промолчала. Мне было интересно, откуда Роуленд все это знал и имел ли право знать.
— Наступает момент, когда эти благородные юноши осознают, что все это уже не игра, — продолжил он. — Отныне и впредь это реальность. Вы больше не в старой любимой Англии, а на вражеской территории: реальные немцы, реальные пули, реальные пыточные камеры и реальная боль.
И реальная смерть, подумала я и выскользнула из его рук. Входя в гостиную, я слышала его громкий смех за спиной.
Около десяти часов бабушка собралась спать и сказала Роуленду, что вынет монеты из сейфа в кабинете и оставит их для него там же, на столе. Поскольку он завтра возвращается в Лондон, было бы хорошо, чтобы он изучил их сегодня вечером. Роуленд моментально вскочил, и они вышли из комнаты. Ее последними словами, обращенными к Полу, были слова:
— Наверное, я послушаю по радио пьесу Эдгара Уоллеса. Она заканчивается в одиннадцать. Если хочешь, можешь зайти в это время пожелать мне доброй ночи. Но не позднее.
Как только они удалились, Пол предложил:
— Давай послушаем вражескую музыку.
И вместо танцевальной пластинки поставил Вагнера. Пока я читала, он достал колоду карт из маленького столика и стал раскладывать пасьянс, с сердитой сосредоточенностью глядя на карты; слишком громкая музыка Вагнера била мне по ушам. Когда на фоне одного из спокойных пассажей часы в форме кареты, стоявшие на каминной доске, пробили одиннадцать, Пол собрал карты и произнес:
— Пора пожелать бабушке доброй ночи. Тебе ничего не нужно?
— Нет, — ответила я, немного удивившись. — Ничего.
Если я от него чего-то хотела, так это чтобы он уменьшил громкость звука, и когда он вышел, сразу выключила патефон. Вскоре Пол вернулся. Когда полиция допрашивала меня на следующий день, я заявила, что, по моему мнению, он отсутствовал минуты три, не дольше.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
