Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
Почитатель:
Между прочим, коллега, это было начато как раз в столь обожаемом Вами XVII веке.
Недоброжелатель:
Во-вторых, помещик лишался права свободно распоряжаться владением и был обязан завещать его лишь одному из сыновей. Поэтому остальным сыновьям, лишенным права на долю отцовского наследства, приходилось рассчитывать на службу как единственный источник пропитания. Позже был принят закон, препятствовавший продаже части имения для обеспечения этих дворян денежным наследством. Таким образом государство ограничило право помещиков на свободу купли-продажи владений. Были и другие существенные ограничения, вроде запрещения дворянину жениться до окончания учебы, принудительное поселение на острове Котлине, а потом на Васильевском острове.
Почитатель:
И все же я настаиваю на своем выводе: преобразования Петра привели к возникновению нового русского дворянства европейского типа, для которого понятия личной чести, человеческого достоинства стали выше родовой чести, поэтому их отстаивали со шпагой на дуэли. Как ни странно для Вас звучит, но именно благодаря ему в России были заложены основы гражданского общества — ведь дворянство стало первым эмансипированным классом России, с появлением его сословных прав и привилегий стали развиваться свободы других сословий.
Пока Вы говорили о законе 1714 года (который, как Вы забыли упомянуть, был отменен во времена Анны Иоанновны), я открыл вот такой документ: "1) Все, находящиеся в разных наших службах дворяне могут оную продолжать сколько долго пожелают и их состояние им дозволит…; 4) Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъехать в другие европейские государства, таким давать нашей Иностранной коллегии надлежащие паспорты беспрепятственно; 5) Продолжающие службу, кроме нашей, у прочих европейских государей российские дворяне могут, возвратясь в отечество свое, по желанию и способности вступить на ваканции в нашу службу… Но как мы сие наше всемилостивейшее учреждение всему благородному дворянству на вечные времена фундаментальным и непременным правилом узаконяем, то в заключении сего мы, нашим императорским словом наиторжественнейшим образом утверждаем навсегда сие свято и ненарушимо содержать в постановленной силе и преимуществах". Это знаменитый "Манифест о даровании вольности и свободы всему Российскому дворянству", подписанный императором Петром III 18 февраля 1762 года. Можно спокойно назвать его важнейшим документом русской истории, с него начинается долгий процесс эмансипации русского общества — освобождения его от тяжкого давления государства.
Да, и почти вся русская интеллигенция вышла из дворян. Открываешь списки петровских дворян, вытащенных им за волосы к службе и свету, и как будто видишь каталоги библиотек, музеев, галерей, консерваторий. В начале — Аксаков, Анненков, Апухтин, Балакирев… В середине — Мусоргский, Скрябин, Сомов, Столыпин, Полонский, Пушкин… А в конце — Чаадаев, Чаплыгин, Яблочков, Языков, Якушкин и т. д. Тут вся русская культура!
Недоброжелатель:
Да, этот Манифест — воодушевляющий документ. Правда, там есть слова о том, что наследники императора, даровавшего вольности дворянству, все-таки "в отмену сего в чем-либо поступать могут". В этом и есть самовластие — следующий монарх может на эти "фундаментальные" бумажки наплевать, что и сделал император Павел I, продолжавший сечь своих высокородных подданных, как некогда делал его великий предок, а также унижать, ссылать без суда и следствия.
Неужели не ясно, что социальная реформа Петра служила не возвышению дворянства, а оформлению его новой структуры, организованной на так называемой "регулярной основе"? "Регулярство", "регул", "правило" — вот что не сходило с уст Петра. "Регулярство" стало важнейшим элементом политического и правового сознания, критерием и гарантией действенности структур власти, а вместе с тем и главным принципом социальной политики, социального реформирования. Только в режиме "регулярства" могли функционировать и правительственный аппарат, и новая служилая структура общества, поделенная на новые сословия и сословные группы. В основе такого режима лежала доктрина этатизма, по которой власть государства становилась тотальной, всепроникающей. Петровская эпоха, унаследовав ограничения, характерные для русского средневекового общества (то, что они были, я не отрицаю и XVII век не идеализирую, но лишь хочу показать, что выход из него мог быть и в другую дверь), внесла такие важные изменения в социальную политику, систему общественных отношений, в обыденную жизнь людей, что исследователи говорят о создании Петром регулярного полицейского государства, в котором и не пахло свободой.
Полиция понималась не только как учреждение, но и как система отношений, образ универсального мышления, предусматривающий, что жизнь общества находится под доброжелательной, но пристальной и всепроникающей опекой государства. Конечно, господство полицейского начала не было самоцелью петровского государства. С помощью "регулярства" достигалась победа над "стариной", ассоциируемой с "неправильностью", отсталостью, дикостью. Но одновременно полицейский режим обеспечивал контроль за обществом, гарантировал эффективность работы аппарата и всей служилой структуры. Одним из важнейших элементов полицейского режима стало признание того, что в обществе не может быть людей, находящихся вне трех отчасти дублирующих друг друга систем: крепостной, податной и служилой. А для нетрудоспособных была предусмотрена также система государственного призрения. Иначе говоря, петровское государство не допускало существования свободы вообще!
Конечно, понятие "тотальное" применять к Петровской эпохе можно только условно, с оглядкой. Но без него трудно охарактеризовать массовые акции с применением военных по проверке населения, вывозу или сгону беглых с мест их проживания во время ревизий. Тотальный характер приобрела и борьба с вольными, гулящими и нищими. В системе полицейского контроля за населением с успехом использовались и новые, и старые институты. Вот Вы, ссылаясь на принцип историзма, объясняли невозможность отмены крепостного права, но не сказали, что его жесткие ограничения в перемещении органично были использованы системой контроля и фиска нового петровского государства, что стало гарантией сохранения крепостного права на века. Да это и неудивительно, ибо все в петровской России в той или иной степени стали крепостными.
Согласно основополагающим документам, регулирующим взимание подушной подати, — "Плакату" и "Инструкции земскому комиссару", помещик был теперь не просто владельцем ревизских душ, а нес материальную ответственность за их платежи, был обязан контролировать их поведение, выдавать им паспорта на выход для заработков. Новая система искусственно поддерживала существование крестьянской общины, для того чтобы с помощью традиционной круговой поруки обеспечить выплату податей, отправление повинностей, рекрутский набор, удержание крестьян от побегов.
Новым элементом в системе полицейского контроля стала и армия. За основу размещения армии Петр взял "поселенную" систему Швеции, где военные жили на своих участках и для участия в походах или маневрах получали вспомоществование от местного населения. Как и в других случаях с использованием иностранного опыта, Петр выплеснул с водой ребенка: разместив армию в дистриктах среди крестьян, он придал военным полицейские, надзирательно-карательные функции. Согласно "Инструкции полковнику", офицеры были обязаны с земскими комиссарами взимать с крестьян подушную подать, препятствовать крестьянским побегам, подавлять возможные волнения, контролировать перемещение посторонних через дистрикт, где стояли роты. Ту же цель преследовала установленная в 1724 году система паспортов для крестьян. Отныне человек, обнаруженный без паспорта или с просроченным паспортом, подлежал преследованию как беглый, что приравнивалось к преступнику.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
