В то время я гостила на земле.Мне дали имя при крещенье – Анна,Сладчайшее для губ людских и слуха.Так дивно знала я земную радостьИ праздников считала не двенадцать,А столько, сколько было дней в году…[88]
Имя татарских княжон-чингизидок Анны Яковлевны Чегодаевой-Ахматовой и Анны Егоровны Мотовиловой теперь, после крещения, посвящало девочку недавно минувшему празднику Анны Зимней, великому дню любви и верности в православных святцах. Ибо был праведный Иоаким, муж из колена Иудина, счастлив с женой своей, Анной, так, как только позволяет быть счастливыми скудное земное обличие людей. Но не было у них детей, и отвернулись от Анны израильтяне, и потребовали от Иоакима, чтобы он, оставив бесплодную, женился на другой, а когда тот отказался – не пускали в Храм и не давали не создавшему Израилю потомства принести жертву. И тогда удалились они от всех, и жили в своей любви, отверженными и гонимыми, до семидесяти лет, смиренно благодаря Бога за всё горькое счастье своё. И было чудо, и Анна зачала и понесла, и родила девочку Марию, и, торжествующая, вместе с верным своим Иоакимом, ввела её, трёхлетнюю, на глазах изумлённых израильтян, на ступени Храма…
Праздник Зачатия праведной Анною Пресвятой Богородицы, который стал именинами новокрещённой, приходился в православном календаре на 9 (22) декабря, когда в северной деревенской России короток день, и мороз, и вьюга, и нет никому охоты выбираться на улицу из тёплого домашнего уюта. Поэтому Анну Зимнюю, Тёмную, особо почитали домовитые хозяйки, беременные матери, а также пасечники-пчеловоды, которые, отстояв заутреню, шли затем в свои омшаники, и, обходя ульи, обращались к каждому, заклиная: «Как вы, мушки благодушные, зачалися детьми от всемилостивейшего Бога и Спаса нашего, Иисуса Христа, на дело, зачинайте вы белые и желтые воски, густые меды Господу Богу и чудотворцам Зосиме и Савватию вдосталь, а мне, рабу Божию, в пожиток». Вряд ли эти народные премудрости были известны Андрею Антоновичу и Инне Эразмовне и их одесским друзьям, собравшимся на крестины в Преображенском соборе, но то, что Анна Зимняя связана с чем-то домашним, семейным и основательным знали все, и это располагало к добродушию как хороший знак, счастливая примета, обнаружить которую приятно и прожжённым фрондёрам, и вольнодумцам. Правда, спустя много лет Ахматова будет полагать своей небесной покровительницей другую Анну – единственную пророчицу Нового Завета, полубезумную вдовую старуху, «которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь» (Лк 2. 36–37) и мало напоминала домовитую, бессловесную и кроткую младшую дочь священника Матфана из первосвященнического рода Аарона.
Но это произойдёт только много лет спустя.
Восприемниками были Мария Вальцер и Степан Романенко. Мария Фёдоровна, которой суждено было прожить в старых девах до старости, вместе со своей неразлучной и тоже бессемейной сестрой, будет встречаться с крестницей во время её летних наездов в Одессу уже в начале нового XX столетия и рассказывать о далёком молодом времени, о Петербурге студенческих «коммун» и явочных квартир «Народной воли», о бесстрашных идеалистках-бестужевках, о Достоевском, который так и не смог научить терпению и мудрости рвущуюся в бой разночинную молодёжь, и о великом и грозном дне 1 марта 1881 года.
А указанный в метрической записи «кандидат естественных наук Стефан Григориев Романенко», с которым супруги Горенко, по всей вероятности, познакомились ещё в Швейцарии, мелькнув тенью в самом начале жизненного пути Ахматовой, затем без следа исчезнет и в её судьбе, и в судьбах страны, обязанный вниманием потомков только своему присутствию на крестинах в одесском Преображенском соборе 17 декабря 1889 года в столь ответственной роли.
С вступлением Андрея Антоновича на службу в Государственный контроль и для него, и для его семейства начинался совсем новый жизненный этап. Былые приключения и знакомства становились прошлым, равно как и весь их черноморский юг. 7 мая 1890 года Инна Эразмовна получает из духовной консистории свидетельство о рождении младшей дочери, необходимое для устроения с детьми по новому месту жительства, и, очевидно, уже спустя несколько дней всё семейство воссоединяется окончательно в столице, точнее – в Павловске, живописном пригороде, знаменитом своими парком, дворцом и Музыкальным вокзалом. Какое-то не очень продолжительное время Горенко снимают тут временное жильё на Солдатской улице, где была сделана первая из известных фотографий их дочери. К осенне-зимнему сезону Андрей Антонович подыскал для семейства петербургскую квартиру – в самом центре города, напротив Казанского собора и в двух шагах от Невского проспекта. По всей вероятности, летом этого года супруги ещё побывают в Одессе, чтобы окончательно уладить все оставшиеся там дела и распродать не подлежащие перевозу домашние вещи (объявления о продаже появлялись в летних номерах «Одесских новостей»). Возможно, к морю возили детей, и годовалая Ахматова ещё раз побывала в той самой «избушке» на даче Сорокини, которой её имя обеспечило столь громкую славу среди прочих наёмных летних строений Большого Фонтана. Хочется надеяться также, что Андрею Антоновичу с женой и детьми удалось в эти месяцы добраться до Севастополя[89], и почтенный его родитель, которому суждено было преставиться 7-го апреля следующего 1891 года, смог перед кончиной из первых рук узнать, что ненадёжная пора в жизни пылкого старшего сына окончательно завершилась и тот вновь прочно стал на твёрдое основание. А справочник «Весь Петербург на 1891 год», как и положено, зафиксировал появление в российской столице нового чиновника в канцелярии Государственного контроля – титулярного советника Андрея Антоновича Горенко, проживающего по адресу: Казанская улица, дом 4/2.
