Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Наконец кому-то удалось найти носилки. Краус, Линденау и Лейзеганг подхватили их и помогли отнести меня. Такой транспорт уж точно нельзя было назвать удобным и безопасным. Время от времени рядом взрывались снаряды, так что им пришлось затаскивать носилки в ближайший дверной проем, при этом поднимая их довольно резко. Я был далеко не единственным, кому в тот момент требовалась первая помощь на Герман-плац. Много раненых солдат было доставлено сюда на старых раздолбанных велосипедах, ручных тележках и детских колясках, которые проседали под их весом.
В огромном подвале на Герман-плац меня положили на стол, измазанный кровью, сделали несколько инъекций против столбняка, и какая-то добрая душа наложила мне повязку ловкими, но очень нежными руками. По всему полу плотно друг к другу лежали раненые, и воздух был наполнен криками, стонами и тяжелыми хрипами, которые отдавались эхом от сводчатого потолка. Мои товарищи остались до тех пор, пока меня не загрузили в санитарную машину. Тогда они приблизились к носилкам, чтобы попрощаться со мной.
Это был тяжелый момент. В течение года мы сражались вместе, а это довольно долгий срок, мы были стержнем одного из самых сильных взводов. Всю радость и все страдания мы делили пополам, мы вместе пережили этот ад на Восточном фронте. А теперь для меня война закончилась, по крайней мере на ближайшее время, но что ожидало впереди трех моих товарищей? Неужели они собирались погибнуть теперь, на этом последнем этапе войны? Эти великолепные люди… Лучше бойцов было не найти. Именно с этими людьми нашему взводу в Курляндии удалось достигнуть того, что во время войны случается далеко не каждый день, – подбить русский танк из миномета. Их шанс дойти до конца живыми был ничтожен, и, хотя они улыбались мне, пожимая мою руку на прощание, я сумел разглядеть страх, прячущийся глубоко в их сияющих глазах перед ожидающей их мрачной неизвестностью. И мне было неловко бросать их.
В санитарной машине мы объехали все центральные районы города. Мы ездили от одного госпиталя к другому, но всюду получали ответ: «Полный!» Наконец меня на время положили в один из госпиталей вблизи Лютцов-плац. Также мне сообщили, что при первой же возможности меня переведут в соседний крупный госпиталь в Томаскеллере – раньше это была одна из самых больших пивных Берлина, недалеко от вокзала «Банхоф Анхальтер». Пока я лежал, ожидая этого момента, я представлял себе, как бы это все выглядело там, в Томаскеллере. Конечно, там в огромном подвале лежали несколько тысяч людей, витал тяжелый запах крови и гноя, днем и ночью пронзительные стоны вылетали из тысячи ртов, мертвые и умирающие повсюду. Нет, это больше похоже на какую-то скотобойню! Я не смогу смириться с мыслью о пребывании там, в Томаскеллере.
Поэтому я принял решение. Я должен был уйти отсюда, прежде чем за мной прибудет транспорт. Рядом с местом, где я лежал, стояла окровавленная деревянная коробка, которая использовалась для того, чтобы заносить раненых. Я оторвал от нее доску, чтобы использовать ее в качестве костыля. Потом я встал на ноги и, шатаясь, начал подниматься вверх по лестнице, ведущей на улицу. Я чувствовал головокружение и слабость, но, с трудом передвигаясь, покинул это место. У меня не было никакой цели, но мне на ум пришла идея, что убежище можно найти в большой зенитной башне возле зоопарка. Рана жгла и яростно пульсировала в моей ноге, я просто изнемогал от этой боли. На улицах, куда бы я ни взглянул, лежали трупы, почти все мирные жители. Ни у кого не было времени, чтобы похоронить всех этих мертвецов, а потому вокруг царил ужасный тошнотворный запах. Улицы были завалены обломками зданий и сгоревшими машинами, так что мне стоило больших усилий пробраться сквозь все это.
На Кейт-штрассе я упал в обморок. Очнувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на коленях молодой девушки. Я подумал, что мне это просто снится. Но, осмотревшись, я убедился, что это реальность. Она помогла мне подняться на мою слабую, но невредимую ногу и перебраться через груду камней, после чего отвела меня в дом, где она жила. Там меня встретила ее мать. Они приготовили немного еды и поставили на стол бутылку вина. Они испробовали все, что могло хоть как-то взбодрить меня. Говорили, что русских отбросили от Грюневальда, куда прорвались днем ранее, еще до того, как мой взвод послали туда. Также они сообщили мне, что обергруппенфюрер Штайнер собирался освободить Берлин силами Северной армии. Старый добрый Феликс Штайнер! А узнав, что я швед, они стали обращаться со мной еще вежливее. Девушка спросила: «Но почему же вы не хотите добраться до бункера представительства Швеции?»
Я даже не думал об этом! Хотя это было совсем рядом.
Вкусно поев, а они буквально вынудили меня это сделать, я почувствовал прилив сил и отправился с девушкой, которая вызвалась помочь мне. Хорошо, что она шла рядом и поддерживала меня, одному мне не удалось бы пройти и километра. На углу Раух-штрассе и Фридрих-Вильгельм-штрассе она попрощалась со мной, и следующие несколько шагов я прохромал в одиночестве.
Когда я заметил бункер в саду представительства, я увидел группу людей, курящих возле входа. Они были все аккуратно одеты, хорошо причесаны и опрятны. Судя по всему, это были шведы. Наверное, это национальная черта шведов – выглядеть прилично даже в самых трудных обстоятельствах. К моему стыду, на сей раз я был откровенным исключением из этого правила. Густая трехнедельная щетина покрывала мой подбородок, а грязь на лице превращала меня в какого-то балканского проходимца. Моя одежда состояла из пыльного стального шлема, неописуемо грязной и рваной шинели, толстый слой грязи покрывал мои голые ноги, поскольку свои брюки я оставил в подвале на Герман-штрассе. Сапоги были изорваны в клочья обломками, по которым я шел. Это обмундирование дополнял автомат, висевший на груди, внушающий страх «парабеллум», заткнутый за пояс, и пара ручных гранат, торчащих из сапог. Поэтому неудивительно, что группа людей придвинулась чуть ближе к входу в бункер, увидев, что я, хромая, направляюсь к ним. Среди них была «прекрасная леди». Насколько прекрасной она была, я понял тогда, когда она отреагировала на мой ужасающий внешний вид, который всех привел в замешательство. Она довольно громко прошептала этим побледневшим господам: «Представьте себе, есть и такие шведы!»
Позже я узнал, что это была баронесса фон Унгерн-Штернберг. «Положение обязывает», так сказать. Ну и ладно! Я не позволил этому зловещему вступлению отпугнуть себя и осторожно попросил позволить мне зайти в бункер и остаться, чтобы немного оправиться. Я показал им пропитанную кровью повязку и объяснил, что чувствую себя не очень хорошо и что был бы рад хотя бы часок поспать, поскольку последние несколько недель спал очень мало. В тот момент один из господ перестал пятиться и смело подошел поближе ко мне. Из того, что он сказал, я понял, что столкнулся с прожженным дипломатом.
Он объяснил, что по всем правилам я должен был подать письменное заявление на разрешение войти, но сразу дал мне понять, что я в соответствии с законами войны не могу переступить порог строго нейтрального шведского бункера. Очевидно, это имело некоторое отношение к международному праву и тому подобному. Поскольку мне не хотелось вовлекать почтенных старых шведов в столь ужасное военное преступление, я стал медленно отходить от этого пятачка суверенной шведской территории. Но тут из бункера вышел другой джентльмен. Ему вкратце рассказали о моей ситуации, и он подозвал меня к себе, это был врач дипломатического представительства.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
