Но эта сладкая, отрадная смерть производит в человеке все это лишь тогда, когда она настолько сильна, чтобы действительно убить его, а не сделать его всего лишь хилым, как случается со многими людьми, которые долго хиреют, прежде чем умереть. Другие хиреют быстро. А некоторые умирают скоропостижной смертью. Часто бывает, что люди долго колеблются и рассуждают, прежде чем преодолеют себя настолько, чтобы всецело отказаться от себя для Бога. Ибо они часто поступают так, словно хотят положить свою душу и умереть, но опять возвращаются к прежнему и жадно ищут еще хоть какой-либо малой для себя выгоды; так что идут к смерти они не исключительно ради Бога, но оставляя кое-что и для себя. И до тех пор они все еще не мертвы по-настоящему, но, умирая, чахнут против своей воли, – покуда наконец благодать Божия, то есть любовь, не одолеет их и они не умрут для себялюбия. Ибо ничто не может умертвить себялюбия и корысти, которые суть жизнь и природа человека, кроме любви, сильной, как смерть. Потому и терпят такую муку те, что в аду. Ибо они алчут только своего, алчут, как бы освободиться им от муки, – но никогда им не может быть дано это. Потому и умирают они вечной смертью, что жажда своекорыстия не умерла в них и никогда не может умереть. И ничто в мире не может им помочь, кроме одной любви, которой они совсем не причастны.
Таким образом, любовь не только сильна, как телесная смерть, она гораздо сильнее адской смерти, которая не может помочь осужденным, как та любовная смерть, которая одна убивает жизнь желания и своекорыстия. И происходит это на трех ступенях.
На первой разлучает эта смерть, то есть любовь, человека с преходящим, с друзьями, имуществом и почестями и всем тварным, так что ничем он больше не владеет и не пользуется ради себя и предумышленно не двинет ни одним членом по собственной воле и ради собственной пользы. Раз это произошло, душа тотчас начинает искать духовных благ и обращается к ним, к молитве, благоговению, добродетели, восхищению, к Богу. О них научается она радеть и ими научается наслаждаться с упоением, которое выше всех наслаждений, утешавших ее раньше. Ибо эти духовные блага, по самой природе своей, ей свойственны более, чем блага вещественные. И оттого, что Бог так создал душу, что она не может быть без утешения, а от материальных радостей она отказалась, чтобы обратиться к духовным, они дают ей такую отраду, что гораздо труднее ей расстаться с ними, нежели раньше было расставаться с материальными. Ибо тот, кто сам это испытал, хорошо знает, что часто бывает гораздо легче отказаться от всего мира, чем от одного какого-нибудь утешения, одного задушевного чувства, какое иногда дается в молитве или в другом каком духовном подвиге.
Но все это лишь начало по сравнению с тем, что следует дальше и для чего любовь действует в человеке. Если любовь действительно сильна, как смерть, то она действует и иначе: она заставляет человека отказаться и расстаться также со всяким духовным утешением и подобными благами, о коих уж сказано выше, чтобы человек свободно и вольно согласился покинуть для Бога все, что до сих пор радовало его душу, чтобы он отказался наслаждаться этим или желать этого.
Боже! Даже того, кто не смог бы достичь этого, тогo принудила бы любовь к Тебе: откажется он от Тебя, Тебя ради, и отрешится от Тебя, ради Тебя. Какую же лучшую и более драгоценную жертву, ради Него, могли бы принести Богу, как не Его Самого! Но не дивно ли это, что Ему в дар приносишь Его же и платишь за Него Им же Самим!
К сожалению, немного таких людей, которые согласны отказаться от преходящих материальных благ, ибо, отказавшись, часто все же чувствуют влечение к вещам внешним. Но насколько реже встречаются люди, которые охотно оставляют духовные блага, в сравнении с чем все материальное – ничто. Ибо Тобою обладать, Господи (говорит один учитель), это лучшее, что когда-либо мог даровать мир, что когда-либо дарует – от начала веков и до Страшного суда!
Но как ни безмерно высока и редка такая отрешенность, есть еще одна ступень, поднимающая человека на более гордую высоту совершенства в достижении его конечной цели. Это совершает любовь, которая сильна, как разбивающая наше сердце смерть! И случается такое, когда человек отрекается и от вечной жизни, и от сокровищ вечности – от всего, что он мог бы иметь от Бога и Его даров; так что вечную жизнь для себя и ради себя он ясно и сознательно никогда уже не принимает за цель и не радеет о ней, когда надежда на вечную жизнь его больше не волнует и не радует и не облегчает ему бремени. Лишь это – истинная степень подлинного и совершенного отрешения. И только любовь дает нам такое отрешение, любовь, которая сильна, как смерть: и она убивает в человеке его «я», и разлучает душу с телом, так что душа, ради пользы своей, не хочет иметь ничего общего с телом и ни с чем ему подобным. А потому расстается она вообще с этим миром и отходит туда, где ее место по заслугам ее. А что же иное заслужила она, как не уйти в Тебя, о Бог Предвечный, если ради этой смерти через любовь ты будешь ее жизнью!
Да поможет нам Бог, чтобы совершилось это с нами! Аминь.
О Царствии Божием
«Ищите Царствия Божия и правды Его, и все остальное приложится вам». Когда Христос велит нам искать Царствия Божия, то прежде всего нам следует понять, что это за Царствие такое? От вас требуется серьезное сотрудничество. Царствие Божие – это Он Сам во всей подлинности Своей. Но это Царствие воспринимаем мы и в своей душе! Поэтому Христос говорит: «Царствие Божие внутри вас».
Теперь обратите все внимание на то первое Царствие! Умудренные в вещах божественных утверждают, что особенности этого Царствия – единство сущности при Троичности в Лицах. Вопрос в том: где же подлинная обитель блаженства Божия? На это мы отвечаем и говорим так: блаженство Божие хотя и пребывает в Боге всегда одним, постоянным, но для нашего разумения Бог неизмеримо блаженнее в единстве сущности, нежели в Троичности Лиц, что и хотим мы доказать. Начнем с происхождения Лиц Божества.
«В начале было Слово» – с этого начинает святой Иоанн. Это начало или первоисточник Слова есть Бог Отец, как доказано у Августина. Возникает вопрос: не имеет ли и Отец начала? И на это отвечаем мы: да! Но начало Его изначально и неисповедимо, что и хочу я доказать.
В Божестве, говорят богословы, надо различать сущность и ее осуществление. В области божественного Сущность означает Божество в более узком смысле, и это есть первое, что мы постигаем в Боге. Божество полагает основу для дальнейшего божественного самосовершенствования. Согласно этому, Оно есть в Себе Самом пребывающее неизменное Единство и парящая тишина; но в то же время и источник всех обособлений, поэтому и необходимо сказать «родник». Это первое выхождение мы называем сущностью. Ибо наиболее подходящее выражение и первое определение для Божества, которое можно применить, есть «Сущее». Это существование, взятое в чистом смысле, в котором «Бог» есть действительно нечто сущее, не означает, однако, что всесущее есть уже «Бог».
Что еще мы можем предположить о происхождении Отца? Названием «родник» мы даем Ему ближайшее определение: так как Божество в основе Своей есть Разум, Божественная Сущность исходит из Божества как понятие – «Иное» (иное и все же не иное, ибо это обособление есть чистое понятие, а не что-либо вещественное).
