У меня закружилась голова. Хотелось заплакать. Хотелось стоять и смотреть на картину, присесть перед ней. Я вышла из Магазинчика и села на ступеньки крутой лестницы. Пахло бетонным подвалом и пылью. Было прохладно. Сердце сильно билось.
Переведя дыхание, я вернулась внутрь и посмотрела на картину, надеясь обнаружить имя художника. Нашла: «А. С.».
Старичок кашлянул. Я вздрогнула: совсем забыла о нем, забыла, что в мире есть другие люди. Я посмотрела на него.
— Четыреста крон.
Купить картину? Об этом я даже не подумала. Одно ее существование уже поражало до глубины души. Владеть картиной, которую написал другой человек, — хотела ли я этого? Да. И в кошельке моем осталось ровно четыреста крон. А потом мне еще заплатят за статью. Могу себе позволить.
— Вместе с рамой.
Старичок засмеялся. Я улыбнулась в ответ.
— А кто ее написал, вы не знаете?
— Андерс Страндберг.
На этот раз закашлялась я. Погодите-ка. Это безумие, сумасшествие, это за гранью разумного.
— Как вы ска… Андерс? Страндберг?
Старичок вопросительно посмотрел на меня:
— Ты о нем слышала? Кажется, он так и не обрел известности. И до старости не дожил. А жил в нашем городе.
Не дожил до старости. То есть умер. То есть это не тот Андерс Страндберг.
— Я приняла его за другого человека.
Старичок просиял:
— Ты, наверное, про внука его. Имя то же самое. Музыкант — и чем там он еще занимается? Журналист, кажется.
Значит, дедушка музыканта написал картину, которая теперь лежала на моем столе. Скоро «Песня Лауры» будет висеть на стене в комнате Лауры. В раме. Удивительно. Поразительно. Очень странно. Я ведь могла выйти из магазинчика, так и не заметив ее. Могла вообще не пойти туда, я ведь и не собиралась даже, я туда обычно не заглядываю.
Красиво завернув подарки, я положила их в нижний ящик стола. Картина осталась лежать на столе: когда будет время, хорошенько подумаю, куда ее лучше повесить.
«Песня Лауры» на столе — и песня Лауры в сумке. Я достала файлик с листком и положила в конверт. Мама с папой уже поужинали. Я подогрела свою порцию колбасы с пюре в микроволновке, быстро поела, взяла конверт и оделась, чтобы идти к Стефану. Может быть, сначала позвонить? Убедиться, что он дома. А если ответит не он? Как мне представиться? «Здравствуйте, это Лаура». Нет, так нельзя — они меня не помнят. «Здравствуйте, это Лаура, одноклассница Стефана». Ужасно глупо, как первоклашка. Придется идти без звонка. Может быть, Стефан «забыл позвонить», собираясь ко мне, по той же причине.
— Привет, Лаура! — радостно произнесла мама Стефана, открыв дверь.
Либо у нее была очень хорошая память на лица, либо Стефан рассказал ей о том, что я приду. Я надеялась на второе. Хотя мне, конечно, не жалко — пусть у мамы Стефана будет хорошая память.
— Заходи. Стефан в подвале. Я его позову.
Она спустилась по лестнице, а я осталась стоять у входной двери в куртке. Отдать конверт и уйти? Или войти? Я стояла, не раздеваясь, ожидая дальнейших указаний.
Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что в этом доме действительно живут творческие люди. На стенах в прихожей много ярких картин, написанных в одном стиле. Я догадалась, что это картины мамы Стефана. Там же — несколько вставленных в рамку детских рисунков Стефана и его младшего брата. Много фотографий, красивые коряги и музыкальные инструменты. Меховая шапка Стефана на полке. Я, как обычно, мысленно сравнила увиденное с нашей прихожей и, как всегда, признала поражение своего дома. Он казался таким скучным. Но скоро на стене в моей комнате будет висеть настоящее произведение искусства.
— Здорово.
Стефан поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку. За ним шла мама, ступая на каждую. На щеках Стефана краснели пятна, которых я не замечала раньше. Он остановился на верхней ступеньке и пропустил вперед маму. Она перевела взгляд с него на меня и улыбнулась. Вид у Стефана был смущенный.
— Я принесла песню, — сказала я после того, как его мама вышла из прихожей, и протянула конверт через перила.
— Спасибо, — ответил Стефан, держа конверт в вытянутой руке и неуверенно глядя на меня. — Ты торопишься?
Я посмотрела на часы, хотя прекрасно знала, что они показывают половину восьмого.
— Вроде бы нет…
Стефан кивнул в сторону подвала.
— Йеспер тоже тут. Мы играем на «Плейстейшн».
Сказав это, он смущенно засмеялся — как будто признался, что играет с «Лего».
— Может, хочешь поиграть с нами?
Он спросил не из вежливости. Он искренне хотел, чтобы я осталась.
— Я не умею.
— Научишься за минуту.
— Ладно…
Кажется, Стефан обрадовался. Я разделась. Когда мы спускались по лестнице, он повернулся ко мне и помахал конвертом:
— Потом прочту! Здорово.
Мы прошли через комнату вроде гостиной, на стенах которой висело еще больше картин, чем в прихожей, а потом оказались там, где, очевидно, Стефан и обитал. Йеспер сидел на полу, полностью сосредоточенный на телевизоре и на джойстике, который держал в руках. На экране соревновались скутеры. Стефан улыбнулся мне и посмотрел на Йеспера.
— Алло, оторвись на секунду. У нас в гостях дама.
Меня еще никто в жизни не называл дамой. Йеспер бросил растерянный взгляд на нас, стоящих у него за спиной.
— Чего? Ой… привет.
Скутеры финишировали — все, кроме одного, въехавшего в сугроб. Наверное, это Йеспер, подумала я. Он вздохнул:
— А я так удачно шел…
Стефан засмеялся, глядя на меня:
— Он всегда так говорит, когда гоняет в одиночку!
Йеспер шутливо передразнил:
— Всегда так говорит… Я правда удачно шел!
Комната Стефана была почти вдвое больше моей, но обставлена скромно. Письменный стол без ящиков. Стеллаж с несколькими книгами, множество дисков и музыкальный центр. Широкая кровать. Телевизор. На стенах морские карты, афиша старого вестерна, несколько детских фотографий Стефана в рамках и тканый вымпел с изображением Джими Хендрикса. Йеспер сидел, скрестив ноги, на большом персидском ковре. Он напомнил мне Тюре Свентона из детских детективов.
Стефан положил конверт с текстом песни на стол и взял второй джойстик с пола.
— Хочешь попробовать?
— Я лучше сначала посмотрю.
Я села на кровать и стала следить за игрой, ничего не понимая: ни кто играет за кого, ни как управляют персонажами.
Мама Стефана постучала в дверь и предложила чаю. Мы со Стефаном, очевидно, подумали об одном и том же — о мамином зеленом пойле. Он бросил на меня быстрый взгляд, и мы обменялись улыбками, полными взаимопонимания.
