Жанна была в хлеву, сидела у стены – там, где они с Матиасом занимались любовью. Она вспомнила его дыхание на затылке, вздрогнула и устроилась поудобнее, прижав к себе Мишлин. Девочка тихонько поскуливала. Солдат стоял у противоположной стены, курил и думал о чем-то невеселом. Жанна заметила, что он не так уж и молод, лицо осунулось, спина сгорблена. Девушка запела старинную колыбельную, он повернул голову и сел рядом. «На ступенях дворца, на ступенях дворца…» Жанне показалось, что ее пение успокаивает не только малышку, но и немца. Он улыбался – наверное, вспоминал детство. Ему тоже нужны были поддержка и любящие объятия. Наверное, солдат думал об оставшихся в Германии детях. Он стал эсэсовцем, сеял страх и желание закопаться в землю, чтобы выжить.
Время от времени через окошки доносились пьяные вопли, звон разбитых бутылок, и немец сокрушенно качал головой. Жанна продолжала петь: колыбельная умиротворяла, и она чувствовала себя почти хорошо в теплом хлеву, где пахло коровами, с Мишлин на руках, рядом с вражеским солдатом, от которого исходило братское участие. «Возможно, завтра все мы умрем…» – спокойно, почти равнодушно подумала Жанна. Немец склонился над уснувшей девочкой, жестом показал Жанне «ну наконец-то!», и тут из-за открытой двери донесся какой-то глухой шум. Он встал, приложил палец к губам, знаком велел Жанне оставаться на месте и бесшумно выскользнул во двор. Она растерялась, но снова запела. Ей хотелось, чтобы этот человек остался с ней до скончания времен, чтобы не пришлось возвращаться в подвал, слушать крики, кожей чувствовать чужой страх, видеть трусость Юбера и Франсуазы, смотреть, как офицер унижает отца, и главное – главное – бояться за жизнь близких. «Если захочешь, красотка, если только захочешь, ляжем вместе с тобой, ля-ля-ля…»
Солдат вернулся, проскользнул между коровами и сел рядом с Жанной. Девушке показалось, что в нем что-то изменилось. Походка? Выправка? Скорее всего он проникся волшебством момента и решил вести себя прилично. Она ждала хотя бы взгляда, улыбки – мол, все в порядке, можно продолжить с того места, на котором они остановились, он – в своих мыслях, она – в своих. Но солдат смотрел в пол, а когда поднял голову, она увидела… светлые глаза, хотела крикнуть, но Матиас зажал ей рот ладонью.
– Продолжай петь, – шепотом приказал он.
Жанна была так ошеломлена, что подчинилась и срывающимся голосом запела «На ступенях дворца». Матиас снял каску, пригладил волосы. Он не спал уже тридцать шесть часов, а голос Жанны навевал непреодолимое желание закрыть глаза. Внезапно его осенила удивительная мысль: девушка не должна находиться среди всего этого дерьма. Матиас искренне надеялся, что она встретит хорошего парня и тот привнесет в ее жизнь немного радости. Жанне нужен мужчина, который будет ценить ее красоту, не заставит все время рожать, пока упругий живот и груди не превратятся в отвислые бурдюки, и они мирно состарятся вместе. «И мы будем спать там, спать там до скончания времен, ля-ля-ля, до скончания времен». Мишлин заворочалась во сне, и Жанна осторожно положила ее на солому.
– Где она? – спросил Матиас.
Его интересует Рене… Жанна не понимала, что чувствует. Гнев и горечь боролись с радостью видеть Матиаса живым.
– Я надеялась, что они тебя убьют, – прошипела она.
– Знаю… – Он улыбнулся.
Девушка влепила ему пощечину и была готова получить сдачи, но Матиас лишь потер щеку.
– Их пятнадцать, верно? – спросил он.
– Вроде да, я не считала!
– Все в большом подвале?
– Да.
– А гражданские?
– Там, где жили янки.
– Рене?
– Офицер позвал детей в комнату – решил накормить. Он странно смотрел на малышку. Думаю, негодяй знает.
Матиас заметил танк с дерева, куда залез, чтобы оглядеть окрестности. Следом шли эсэсовцы, отдельная часть дивизии «Рейх», которая в июне уничтожила целую деревню близ Лиможа и отличилась еще несколькими «патриотическими» деяниями того же рода. Матиас последовал за ними по лесу, понял, что они идут к Паке, и принял решение. Присоединяться к своим он не станет, даст им войти на ферму и понаблюдает. С крыши хлева двор был как на ладони, Матиас слышал угрозы офицера и пришел в бешенство, когда Вернер попросил, чтобы гражданских не выгоняли с фермы. Рене в большой опасности. Он не знал этого эсэсовца, но сразу понял, какой тот породы.
– Я провожу тебя вниз, – сказал он Жанне.
– Нет!
Она попробовала подняться, но Матиас удержал ее за запястья.
– Я закричу! – сквозь зубы процедила она, пытаясь вырваться.
Матиас обнял девушку за плечи, притянул к себе, поцеловал – она не разомкнула губ. При других обстоятельствах его бы это позабавило, но не сегодня. Он повторил попытку, стал целовать ее в шею и почувствовал, как она напряглась. Сопротивление Жанны привело его в холодную ярость, ему захотелось ударить ее ножом, подчинить себе. Машина для убийства снова заработала после смерти Дэна, Макса, Тритса и пожилого немца. Жанна выворачивалась, била его кулаками в грудь. Дура несчастная! Одной рукой он держал ее за затылок, другой потянулся за ножом. Девушка начала уставать, ее глаза наполнились слезами, она испугалась. Матиас почувствовал, как вспотела кожа под волосами Жанны, отпустил ее, и она разрыдалась. Он вздохнул и отвернулся, а она вдруг обняла его, прижалась, рыдая, как ребенок. Ну вот, всего и делов, нужно было проявить немного терпения. Жанна подняла лицо, нашла губы Матиаса и поцеловала со всем пылом отчаяния.
Они направились к подвалу. Мишлин спала на руках у Жанны, Матиас шел следом, надвинув каску низко на глаза. Некоторые солдаты спали, другие что-то бормотали в пьяном забытьи. Офицер дремал в своем кресле. В тот момент, когда Жанна вошла в подвал к гражданским, один из солдат дернул Матиаса за штанину.
– Ну что, сладкая цыпочка? – заплетающимся языком спросил он.
– Слаще торта «Захер», – ответил Матиас.
Тот глупо улыбнулся и решил присоединиться к парочке. Матиас обернулся, мгновенно свернул ему шею и бесшумно уложил тело на пол, а когда выпрямился, увидел Рене. Девочку не напугал вид мертвого человека. Матиас посмотрел на Жанну. Завтра офицер заметит исчезновение Рене, узнает, что убиты два солдата, и наверняка прикажет расстрелять всех гражданских. Или не всех – это уж какое настроение будет. Жанна думала о том же и представляла, как лежит на снегу, мертвая, в том самом месте, где несколько минут назад целовала Матиаса, и знала, что сделает все, что он захочет.
Рене и Матиас были у лестницы, когда тишину прорезал отчаянный вопль. Мишлин приснился очередной кошмар. Офицер проснулся, и Матиас мгновенно принял решение, толкнув Рене в подвал к гражданским. Разъяренный эсэсовец ринулся на крик, выстрелил в Мишлин, промахнулся, Жюль попробовал вмешаться и получил пулю в плечо. Бригаденфюрер приказал солдатам вывести всех во двор, они пинками погнали людей к лестнице, и Матиас незаметно присоединился к остальным. В суматохе никто не заметил убитого им солдата. Занимался рассвет, впервые за долгое время небо было прозрачно-ясным. Эсэсовец обвел ненавидящим взглядом заложников и спросил:
