— Ешь свой салат.
Наверное, никогда в жизни я не говорил ничего более дурацкого, подумал он. Нэнси притворяется пустышкой, льстит мне, заигрывает, вытворяет черт знает что, только чтобы показать, что она доступна. Ничего не скажешь, хорошо я ее выучил, только гордиться тут нечем.
Бретт старался встречаться исключительно с женщинами, повадкам которых Нэнси подражает, а когда он их бросал, то большинство без особых сожалений переходили к его друзьям. Бретт привык жить по принципу «люби и бросай» и всегда выбирал особ, которых нетрудно забыть. Если бы этот трюк с ногой выкинула любая другая женщина, он бы воспринял его как приглашение и считал бы вечер удавшимся. Но с ним не какая-то абстрактная «другая женщина», а Нэнси. Что же получается? Он взял милую, очаровательную, словом, идеальную девушку и научил дешевым трюкам, которые ей ни к чему!
Бретту было так стыдно, что он не мог смотреть Нэнси в глаза.
— Ну что, профессор, вы поставите мне пятерку? — спросила Нэнси, пытаясь скрыть под шуткой смущение.
— Нэнси, это нехорошо.
Бретт испытал острое отвращение к самому себе: ему ли делать ей замечания?
— Прощу прощения.
Нэнси отодвинула тарелку. Ее несчастный вид вполне соответствовал душевному состоянию Бретта.
— Не извиняйся, я сам виноват. Все эти правила дрянных девчонок, которыми я забил тебе голову, чушь собачья. На такую наживку можно поймать только какого-нибудь обормота вроде меня. Прошу тебя, Нэнси, забудь все, что я тебе говорил. Тебе ничего не нужно в себе менять, оставайся такой, как была.
— Не понимаю… — подавленно прошептала Нэнси.
Бретт чувствовал себя так, будто ударил ее по лицу. Нет, даже хуже.
— Ты была и осталась порядочной, милой, сердечной девушкой, а я попытался сделать из тебя еще одну Элизабет. Забудь все мои дурацкие советы.
— Но, мне кажется, они помогают.
Бретту хотелось поцелуями стереть с ее лица выражение боли и растерянности, но он знал, что будет только хуже.
— Нет, Алекс тобой увлекся не благодаря, а вопреки тому, что я тебе советовал, но даже у него есть сомнения. Вот что, я верну тебе абонемент на регби, отдай Алексу или кому хочешь. Мои советы тебе не нужны. Кристофер — просто дурак набитый, он не заметил чистого золота и погнался за дешевой побрякушкой. Тебе незачем переделывать себя из-за его глупости, ты и так само совершенство.
Ошеломленная Нэнси не находила слов. Она чувствовала, что Бретт злится не на нее, а на себя, но его покаянная речь подействовала на нее угнетающе.
— Это я и хотел сказать, приглашая тебя сегодня, — мрачно закончил Бретт.
— Кажется, я больше не хочу есть. Прости, Бретт, особенно за… ну, ты понимаешь.
— С этой частью ты как раз справилась отлично. — Он невесело усмехнулся. — Поэтому я пока не могу встать из-за стола.
— Я останусь, если ты пообещаешь больше не заикаться об абонементе. Он твой, и ты мне ничего не должен.
— Спасибо. — Бретт благодарил не за абонемент, а за то, что Нэнси такая, как есть. — Я хочу спросить, можем ли мы остаться друзьями.
Что я несу? — ужаснулся он. Какая, к черту, дружба? Мне нужно либо вообще с ней не встречаться, либо все время иметь под рукой холодный водоем, но и то и другое одинаково немыслимо. Я не могу так просто вышвырнуть Нэнси из своей жизни — во всяком случае не раньше, чем она устроит свою судьбу. До тех пор, пока это не случится, покоя мне не видать, да и личной жизни, вероятно, тоже. Мало того, мне вряд ли полегчает и тогда, когда Нэнси все-таки найдет подходящего мужчину.
Как ни странно, остаток вечера прошел неплохо, во всяком случае, Бретт получил удовольствие. Они рассказывали друг другу о себе, но не о своих приятелях и приятельницах и уж конечно не о правилах поведения на свидании.
Когда Бретт проводил Нэнси до дома и прошел за ней в вестибюль, стрелки часов приближались к полуночи.
— Можно мне подняться?
— Только не после первого свидания!
Чуть насмешливая улыбка Нэнси подействовала на Бретта сильнее, чем эротическая ласка пальцами ног в ресторане.
— Ну хотя бы на несколько минут?
Отказ всегда только подстегивал Бретта, но тут было другое, он готов согласиться на любые условия, лишь бы побыть с Нэнси подольше.
Она заколебалась.
— Вряд ли это удачная мысль.
— Тогда можно поцеловать тебя на прощание?
Не иначе как сам дьявол нашептал ему эту фразу, а может, дело в том, что он все еще помнил смелую ласку Нэнси.
— Разве что в щечку.
Бретт понимал, что она играет с огнем и может обжечься, но не способен был задумываться о чем-то: Нэнси сводила его с ума. Он мечтал сжать ее в объятиях, оказаться в ее постели. Бретт стал нежно дразнить губами уголок ее рта и одновременно обнял Нэнси. Ее пальто распахнулось, упругие груди, обрисованные свитером, прижались к нему. Собственная реакция потрясла Бретта: он даже не успел поцеловать Нэнси по-настоящему, а все тело его уже пульсировало от желания. И бесполезно обманывать себя, пытаясь объяснить это долгим воздержанием, всему виной Нэнси, только она.
Нэнси обняла его за шею, и Бретт больше не смог сдерживаться. Обхватив ее голову руками, он жадно припал к губам Нэнси, раздвинул их языком и, не сдерживаясь больше, взял все, что хотел, и отдал все, что мог.
Это был далеко не тот поцелуй, каким обмениваются на первом свидании. Бретт забылся и зашел слишком далеко и слишком быстро. Опомнившись, он призвал на помощь всю силу воли и на мгновение оторвался от Нэнси, чтобы дать ей возможность прекратить это безумие. Но она притянула к себе его голову и прижалась своими бедрами к его, в результате решимость Бретта растаяла, без остатка растворилась в сладостно-мучительном наслаждении.
В маленьком вестибюле было душно, отстранившись от Нэнси, чтобы перевести дух, и тщетно пытаясь прийти в себя и осмыслить происходящее, Бретт услышал, как она жадно ловит ртом воздух.
— Пожалуй, ты можешь подняться на несколько минут. — Страсть в хриплом шепоте Нэнси была вовсе не наигранной.
Бретт снова поцеловал ее, на этот раз нежно, мечтая, чтобы поцелуй продолжался вечно. У него было много женщин, но самый страстный секс не шел ни в какое сравнение с поцелуем Нэнси. Бретту до боли хотелось близости с ней, но даже это желание пересиливало удивительное, незнакомое прежде ощущение какого-то тихого счастья. Это ощущение затопило его целиком, ему едва хватало сил дышать, колени дрожали.
Бретт понял, что не может подняться к ней в квартиру. Нэнси не стала бы сопротивляться, но он не мог заниматься с ней любовью, не имел права, сознавая, какие последствия это может иметь для нее, да и для него тоже. Удивительно, как человек может быть одновременно и бесконечно счастливым, и глубоко несчастным.
