Бональди молчит. Тело его сотрясают спазмы, он старается подняться на ноги, но с гримасой боли опять съезжает на землю.
Нил снова кладет руку ему на затылок.
— Не трогайте меня! — лепечет Бональди. — Она ушла с Эрваном, с Эрваном Скоарнеком.
Ледяной озноб. «Спокойствие! В конце концов, ты об этом уже догадывался».
— Как я могу найти этого Скоарнека? И если это возможно, до того, как это сделают полицейские?
— У него есть квартирка в тринадцатом округе, о которой никто не знает. Они, наверное, оба прячутся там.
Нил берет себя в руки, вытаскивает записную книжку и требует сообщить адрес. Потом проверяет, все ли в порядке с его одеждой, и, утрируя свой английский акцент, произносит:
— Спасибо за откровенность. Через несколько минут вы сможете встать на ноги и ходить. И если позволите, совет: исчезните на некоторое время, потому что те двое, что вас избили, серьезные парни, и, если они захотят еще раз поговорить с вами, меня может не оказаться рядом.
4
СРЕДА
Часа три ночи, небольшая узкая улочка в квартале Гут-д’Ор, неуверенное уличное освещение; заслуживающие приличного ремонта фасады старых домов, которым уже более ста лет, теснят один другой. В этом квартале все дышит бедностью. Город шумит где-то вдалеке, место практически пустынно. Редко мелькнет какая-то тень, спешащая оказаться у себя дома.
Невидимые в своем «рено-трафик», потерявшем свой лоск и превращенном в тайного агента, двое из бригады по борьбе с организованной преступностью уже не первый час наблюдают за подъездом дома 18. Сальные шутки, одна бутылка содовой на двоих, пачка печенья, передающаяся из рук в руки. Все как всегда.
Вдруг снаружи начинается движение.
Машина антикриминальной бригады на всей скорости останавливается у дома 16 и дважды сигналит так, что даже мертвые проснутся. Вскоре к ней присоединяется «скорая помощь» и множество пожарных машин. Отблески мигалок на стенах — вся улица окрашивается в оранжевые и голубые тона. Сирены смолкают одна за другой, вместо них звучат приказы, отдаваемые профессиональным тоном. Трое пожарных настежь распахивают ворота дома 16, а другие уже разматывают шланги для борьбы с пожаром.
Поборов первое удивление, пассажиры «рено» сообщают о происходящем коллегам, которые сидят в другой неприметной машине и ждут двумя кварталами дальше. Те подъезжают, чтобы выяснить новости, но действуют так, чтобы не обнаружить присутствия наблюдателей. Быстро становится ясно, что тревога ложная. «Местное развлечение, — устало замечает младший офицер, — разве что обычно они хоть поджигают для виду пару помойных баков».
Не проходит и двадцати минут, как улица уже пуста и полицейские возвращаются к своей рутинной слежке. На одной из внутренних стенок салона служебной машины множество фотографий Жюльена Курвуазье. Это из-за него они гниют тут. Надежды, правда, почти никакой, предупредил их руководитель группы.
Во двор дома 18 выходит какой-то пожарный, но никто не обращает на него внимания. Под пожарной каской прячется лицо Жана. Он снимает форменную куртку и укладывает ее в большой черный ранец. Тихо спрашивает:
— Что там снаружи?
В ухе уже жужжит ответ:
— Все спокойно. Тихо.
— Поднимаюсь.
Капюшон, перчатки, подъем крадучись на три этажа, в здании все тихо, с помощью фонарика, укрепленного на лбу, в красноватом ореоле света найдена нужная дверь, замок простой, несколько выстрелов из игольного пистолета в цилиндр замка, штифты соскакивают, щелчок. Жан поворачивает ручку двери и входит к сообщнику Скоарнека. Никто его не видел.
Быстрый осмотр: две основные комнаты. Гостиная-кабинет завалена электронным оборудованием, расставленным без очевидной логики на всем, где только возможно. На полу, в центре этого хаоса из проводов, валяются каркасы разобранных на части компьютеров. И разные упаковочные коробки, тряпки, бумага. Кухня по американской модели практически не отделена от гостиной. Никому и в голову не пришло продлить стенку.
За перегородкой из гипсокартона спальня. Еще один компьютер, портативный, на полу рядом с кроватью. Груда одежды и пачка административных документов, которая вот-вот упадет. Ванная комната, грязная.
Это не квартира, а настоящая нора. Здесь уже несколько дней никто не живет и воздух спертый. Трудно понять, окружающий бардак является следствием длительного накопления или же катастрофического бегства.
— Что там у тебя?
— Грязища.
— Ну, к этому тебе не привыкать… — Сальный смешок.
Снова гостиная. Очень быстрый, методичный обыск по-мексикански. Может быть, тут все-таки убирали. Если да, то без больших предосторожностей. В центре того, что, судя по всему, служит письменным столом, не хватает компьютера. Но на том же столе гора дисков и две голые материнские платы под напряжением.
Жан выключает машины, обесточивает и свинчивает жесткие диски, собирает DVD и валяющиеся вокруг зияющего пустотой места дискеты — все, что может собрать, — и запихивает их в большой полиэтиленовый мешок для мусора. Обнаруживает два старых мобильных телефона и тоже забирает с собой. Затем отправляется в спальню и прихватывает ноутбук.
Завтра поутру тут обязательно будут парни из дома 36, сказал Мишле, но исчезновение всей компьютерной аппаратуры никого не удивит, скорее наоборот, — это константа в этом деле; компы исчезли — это придает силы подозрениям, висящим над Скоарнеком и Курвуазье. И, кроме того, учитывая окружающий бардак, вполне возможно, что коллегам из Криминалки потребуется время, чтобы понять, что именно исчезло.
— Ну что, нашел что-нибудь?
— Ага-ага, отзынь.
— Напоминаю, никаких трусиков и игрушек из секс-шопов… — Смешки Мишеля снова провоцируют разряды электростатического электричества.
Жан кривится, закрывает первый полиэтиленовый пакет, разворачивает следующий, какое-то время созерцает царящий в комнате хаос. Вздыхает. Задача, стоящая перед ним, не из легких. Вдвоем бы они справились лучше, но кто-то должен стоять на стреме на улице и смотреть, не появятся ли эти пердуны из бригады по борьбе с организованной преступностью.
Жан начинает просматривать стопку документов. Все валится. Он матерится сквозь зубы, снова вздыхает, раздраженно бурчит что-то сквозь зубы, снова принимается за работу, собирает документы, как будто, когда он их обнаружил, все было в полном порядке. Замечает одиноко стоящий на полу фанерный ящик, из которого вываливается всякое барахло: старые гаджеты, провода, чипы, исписанная во всех направлениях записная книжка. Имена, адреса, номера телефонов, иногда электронные адреса. Книжка отправляется в сумку. Семейная фотография, на обороте дата, имена. Курвуазье и, судя по всему, сестра, некая Марилен, постарше, и их родители. Тоже в пакет.
— Половина пятого, давай поторапливайся… — Мишель уже потерял терпение.
